– Если полагаете, что я знаю, кто ее сделал, и молчу, то вы ошибаетесь.
– Я полагаю, – взгляд Кейрена был по-прежнему безмятежен, – что сегодня снаряд оказался под вашим экипажем. А завтра? Как знать… Мастер, что будет, если завтра бомба окажется не под днищем вашего экипажа, но, скажем, под сценой Королевского театра?
Брокк замер.
– Или в Академии… в парке… во дворце… просто на пути его величества.
Проклятие!
– Вижу, теперь вы осознали всю… скажем так, неоднозначность ситуации.
– Пока угрожали только мне.
И, вероятно, в том была своя ирония: творение убивает создателя.
– Пока, – согласился Кейрен, пробуя коньяк. – Чудесно… воистину благородный напиток. И согревает, что для меня, поверьте, актуально.
– Механизм прост. Заряд, запал и замедлитель. Запал разрушает стеклянную оболочку с зарядом, выпуская живое пламя. При соприкосновении с воздухом начинается непроизвольная реакция первичного выброса.
Брокк смотрел на следователя сквозь коньячную призму. И мысль напиться уже не казалась такой нелепой.
– Истинное пламя использует в пищу все, до чего дотянется, но, не имея плотного контакта с жилой, погибает.
И Брокк помнит эхо боли, доносившееся с полигона.
– Вот только до своей гибели уничтожает все на футы вокруг, – завершил Кейрен. – Райгрэ Брокк, я понимаю ваше… двойственное отношение к подобным устройствам, но мне нужно знать, насколько реально вне стен лаборатории… или вашего корпуса создать такую вот бомбу.
– Технически само устройство элементарно. Основная проблема в заряде. Запереть истинное пламя не каждый способен. Дело не в физических возможностях, но в умении создать уравновешенный силовой контур. Что до остального, то и человек, более-менее знакомый с принципами механики, управится.
Кейрен слушал, разглядывая собственные руки: кожа хоть и была белой, но утратила прежнюю мертвенную бледность, и ногти приобрели нормальный цвет.
– Возможно, возникнет затруднение с некоторыми реактивами, но… сами понимаете, сейчас довольно просто достать многие запрещенные вещи. Или вовсе сменить замедлитель с химического… – Брокк все же присел и окинул комнату взглядом, который остановился на часах. – Скажем, на механический. Он будет точнее.
Дождь прекратился, и в окнах посветлело. Зябкое осеннее солнце выглянуло, но не пройдет и часа, как прорехи в тучах затянутся и с небес вновь хлынет вода.
– Значит, искать надо среди своих…
Похоже, эта мысль была Кейрену не по нраву.
– Боюсь, что так. – Брокк коснулся стекла, которое было влажным и изнутри. – Человек не сможет воспользоваться силой жилы.
Пауза длилась несколько секунд. Кейрен смотрел на огонь, коньяк и собственные руки.
– Если я правильно понял, то связать пламя не так просто, верно? И как много найдется тех, кто способен на подобное?
Не много. И каждый оставляет свой отпечаток силы, вот только истинное пламя, пусть и запертое в стекле, искажает след. Будь колба пустой, Брокк сказал бы, чьи руки создали ловушку.
Будь колба пустой…
– Мне надо подумать, – ответил Брокк, глядя в глаза Кейрену.
И тот, коснувшись пальцем черной запонки, сказал:
– Думайте, мастер. Но… вы понимаете, что времени на раздумье осталось немного. И еще, я просил бы вас не задерживаться в городе.
Брокк и не собирался.
Сейчас, глядя на изможденную болезнью женщину, он составлял список имен. За каждым стоял если не друг – друзей у Брокка давно не осталось, – то единомышленник. И сам этот список казался почти предательством.
Но было истинное пламя, и тот, кто заключил его в стекло, готовился к войне.
Брокк потер виски: он устал воевать.
От воды тянуло тиной.
На городских окраинах река, выбравшись из обложенного плитами русла, разливалась. Она была черна и медлительна, ленива в своем течении, которое выносило к берегам мелкий сор. Летом, на жаре, река мелела, обнажая каменистый берег. Но сейчас, напоенная осенними дождями, она разбухла и добралась до линии домов. Первые из них, поставленные на сваях, были стары, и каждый год ходили слухи, что вот-вот эти дома снесут, но время шло, а предсказания не сбывались.
Дома разваливались.
Деревянные стены их давным-давно почернели, покрылись слоем липкой плесени. Внутри царила сырость, которую не в состоянии было отпугнуть робкое пламя очагов. Да и то, хозяева вряд ли могли себе позволить подобную роскошь: здесь если и топили, то редко и скупо.
