Сотрудничество.
Знает она, чем это сотрудничество заканчивается.
Да, не виселица… Малыша и вправду пощадили, наградив десятью годами тюремной баржи. Вернулся, правда, через шесть. Постаревший до срока, скособоченный, со спиной, исполосованной шрамами, со стертыми запястьями, на которых оставался след кандалов. Беззубый и страшный, он вызывал не ненависть, но жалость.
– Что, – просипел он, увидев Таннис, – поглумиться хошь?
Голос его и тот был сиплым, сорванным.
– Нет, – ответила она. – Посмотреть хочу. И стоило оно того?
Сдать всех взамен на этакую милость.
Малыш не ответил, закашлялся, и кашель сотрясал тощее его тело, едва ли не пополам переламывая. На кулаках же, которыми Малыш зажимал беззубый рот, остались красные пятна крови.
На свободе продержался он месяц, а потом замерз. Почему он не спустился к тайникам, Таннис не знала. Быть может, опасался, что Войтех и с того света отомстит, а может, не думал, что под землей сохранилось хоть что-то.
Как бы там ни было, но сотрудничать с ищейками Таннис не желает. Уж лучше честная виселица, чем этакое кривое милосердие.
– Мне кажется или что-то произошло? – Кейрен не собирался сдаваться. Он встал и прохаживался вдоль решетки, и движения его были плавными, мягкими, словно и сейчас, взаперти, Кейрен охотился.
– Произошло.
– Что?
– Тебе что за дело?
Он тряхнул головой, и светлые волосы растрепались. Забавный он… и чем-то на Войтеха похож. Тот тоже никак не мог на месте усидеть. И даже на стуле своем не сидел неподвижно, то нож в руках вертел, то ногой мотал, то пересыпал из горсти в горсть мелочовку.
– Ты злишься, – отметил Кейрен, останавливаясь в углу клетки. – Я слышал эхо взрыва…
И теперь думает, что Таннис возьмет и по доброте душевной все ему выложит? Может, ей еще и поплакаться о своих бедах у него на груди?
Она фыркнула, до того нелепой показалась мысль, и отвернулась.
– Злишься и расстроена, – замолкать Кейрен не собирался. – А судя по количеству принесенной тобой еды, твой изначальный план претерпел некоторые изменения. И под землей тебе придется остаться на куда более долгий срок, нежели ты рассчитывала изначально.
Таннис молча отправляла покупки в старый шкаф, в котором некогда хранились бумаги – их остатки Войтех сжег.
– Следовательно, – Кейрен взялся за прутья, – меня ты тоже не отпустишь. Таннис, поскольку нам некоторое время придется выносить общество друг друга, предлагаю заключить перемирие.
Жаровня успела изрядно запылиться. А вот черный уголь, прикрытый куском парусины, выглядел так, будто положили его только вчера.
– Я не враг тебе.
– А кто? – Нервы Таннис были натянуты. Того и гляди взорвется. – Скажешь, друг?
– Не скажу, – серьезно ответил Кейрен. – Но я здесь оказался не по своей воле.
Верно. Он не виноват в том, что родители Таннис погибли, а дом взорвался, что ее ищут полиция и люди Грента, и как знать, кто найдет первым, что ей придется торчать под землей недели, если не месяцы… и ему хуже, он-то не привык прятаться.
– Слушай, – злость ушла, осталась лишь безмерная усталость, – нет у меня настроения языком трепаться. И да, все дерьмово, а может стать и того дерьмовей. Ты не при делах, конечно, только все равно влип. И верно сказал, мы тут надолго застряли. Есть хочешь?
– Хочу.
Таннис развернула вощеную бумагу. Сало, как и учил Войтех, она нарезала тонюсенькими полупрозрачными ломтиками. Аккуратно очистив луковицу, она разделила ее пополам. И хлеб, почти свежий, слегка примявшийся только, разломала.
– Вот. – Она протянула Кейрену ломоть, и сало дала, и луковицу, и фляжку протянула.
За водой придется тащиться к старому колодцу, Таннис очень надеялась, что за прошедшие годы он не успел зацвести.
– Что это? – Кейрен приподнял тонкий ломтик, понюхал и брезгливо скривился.
Чеснок ему не нравится? Так с чесноком вкуснее, и вообще, сало у папаши Шутгара хорошее, правильное. Так Войтех говорил, и Таннис ему верила.
– Сало.
– Что?
– Свиной жир, – подсказала она, отправляя кусок в рот. – Засоленный. С приправами.
Вкусный и сытный.
Таннис заставила себя жевать медленно.
– Это едят? – Кейрен покосился на нее, словно подозревая в том, что Таннис желает его отравить. И сам себе ответил: – Похоже, что едят… знаешь, я бы предпочел что-нибудь более привычное.
