– Умная слишком?
Кейрен пожал плечами.
Фляга лежала на полу, и запах дешевого бренди ненадолго перебил прочие.
– Смотри, сама виновата, – как-то равнодушно произнес Филипп, вытаскивая из рукава нож. – Я хотел как лучше. Уснула бы, и все…
Он приближался неторопливо, зная, что камера слишком мала для игры в прятки.
– Хороший крепкий сон… ты ж понимаешь, дурочка, что говорливых не любят. А ты распелась…
Слабый свет лампы скользил по клинку.
Небольшой, дюйма в три длиной. Широкий. Неправильной формы, но острый, такой, который пробьет и ткань, и кожу… хватит одного точного удара. А там… пока Филипп дозовется охрану, пока сбегают за помощью… да и чем помочь, если клинок случайно, совершенно случайно, в печень войдет?
– Надо было слушать старших, – с упреком произнес Фил.
И ударил.
Он был быстр, этот человек.
Для человека.
И пальцы Кейрена перехватили запястье, сдавили до хруста, до сдавленного всхлипа.
– Нож брось, Филипп. – Кейрен выворачивал руку медленно, не спуская взгляда с лица. – Брось. А то ведь сломаю.
– Сученыш…
Сказано это было без злости, скорей с веселым удивлением. А пальцы разжались, и нож со звоном упал на пол.
– Попался, – с огромным удовлетворением произнес Кейрен.
– Попался. – Филипп не стал отрицать очевидного. Он не выглядел напуганным. Неужели не понимает, сколь серьезно его положение? – Ты так думаешь.
– Знаю.
Человек мотнул головой, а потом вдруг дернулся, повалился на колени и, прежде чем Кейрен успел остановить его, сунул что-то в рот.
– Ты… – Кейрен отпустил руку, ударил по ногам, опрокидывая на пол. И упав сверху, потянулся к лицу. Он впивался пальцами в кожу, разжимая сведенный судорогой рот, а Филипп ерзал, пытаясь выбраться. А когда все-таки разжал зубы, то рассмеялся.
– Поздно, сученыш. У нас с тобой осталось пять минут.
И Кейрен, наклонившись, втянул сладковатый, такой хорошо знакомый запах.
– Ведьмин корень, – подтвердил догадку Филипп. – Слезь с меня и поговорим… теперь можно. А тебе охрененно идут юбки. Сразу видно – маменька девочку хотела, да уродился ты.
– Хотела, – не стал спорить Кейрен.
Ведьмин корень.
Зачем? Не из страха же перед судом. Он ведь многое знает, Грязный Фил. И было чем торговаться. Глядишь, обошлось бы без виселицы, обошлось бы и без суда.
Кейрен поднялся и руку подал.
– Вежливый… как ты всех достал этой своей вежливостью. Манерами. Костюмчиками белыми. Весь такой чистенький, аккуратненький, что прямо тошнит. – Филипп поднялся.
Он еще уверенно стоял на ногах.
Позвать врача? К тому времени, как Кейрен вернется, Грязный Фил будет непоправимо мертв.
– Зачем?
– Да… лучше сам, чем он до меня доберется, – покачиваясь, он уперся в стену. – Помоги сесть… поговорим. Спрашивай, раз такой умный… умный-умный, а дурак. Думаешь, твоя девчонка выживет?
– Выживет. – Кейрен подставил плечо.
Филипп был тяжелым.
– Пальцы немеют… больно не будет. Я узнавал. – Он перекинул руку через шею Кейрена и повис. – Смотрел… на собаках… собаки уходят быстро, а вот кошки, те живучие твари… хитрые… она ж как кошка.
Его удалось доволочь до лежака, и Филипп с явным облегчением опустился на одеяла. Приподняв ему голову, Кейрен сунул подушку.
– Она тобой попользуется, а как надоест, то и променяет на другого. Девочки с окраин своего не упустят. Так что смотри, золотой мальчик…
– Кто он?
– Король.
– Подземный?
– Подземный. – Филипп явно издевался, не собираясь отвечать на вопросы прямо.
– Как его найти?
– Никак. Он сам тебя найдет, если понадобится. Только молись, сученыш, чтоб не понадобилось, иначе не спасут ни родня, ни кровь твоя… на кой вы к нам пришли?
– Его настоящее имя?
– Так разве ж он представлялся? – Филипп поднес руку к глазам и разочарованно произнес: – Не вижу… плывет все… а тебе ничего так, юбки к лицу.
– Ты настолько его боишься, что даже теперь покрываешь?
– Боюсь. – По ладони расползалась чернота, она проступала линиями кровеносных сосудов, вычерчивая причудливую вязь их. И кожа меняла цвет, а из раскрытых пор ее проступал кровавый пот. – И ты бойся, живее будешь…
– Зачем Мясник хотел ее убить?
– Мясник? – Филипп плакал, сам того не замечая, и красные слезы катились по щекам. – Кто говорит о Мяснике, золотой мальчик?