Райгрэ.
И должен вести себя соответственно.
– Она вышла замуж за альва. И у меня появилась сестра.
Снегопад усиливается.
Холодает. И порывы ледяного ветра пронизывают ткань. Пора заканчивать прогулку, но Брокк оттягивает момент расставания, которое неизбежно по возвращении домой.
– Ей было четыре, когда мы встретились впервые. Смешная девчонка. Любопытная. Дед ворчал, но…
…он сразу полюбил Эйо. И зная свою сухость, жесткость, боялся напугать, оттолкнуть ненароком.
– А ты?
– Я… – Его жена умеет задавать неудобные вопросы. Солгать легко, Кэри не заметит лжи, но Брокк не желает обманывать ее. Да и самому нужна правда. – Все было неоднозначно.
Длинноносая девчонка, от которой пахло вереском.
И мамина неприкрытая к ней любовь, нежность, раздражающая забота. Девчонка от нее сбегает и прячется, а Брокк давит в себе зависть.
– Я не мог отделаться от мысли, что она украла у меня мать.
Запоздалое признание. А тогда… ревность. Приглушенная голосом разума, спрятанная за хорошими манерами, но все же проглядывающая. И просьба деда не натворить глупостей.
– Все ж одной крови, – сказал он, отводя взгляд, словно стыдно стало перед Брокком.
Брокк прятался от сестры, а она находила, не приближалась, видимо, чувствуя его раздражение, но лишь смотрела… и грызла ногти. Трогала стены старого дома, выискивая трещины. С восторгом расковыривала позолоченную резьбу на старом кресле…
…и уснула на полу. А мама, не замечая его ревности, попросила отнести Эйо в комнату. Стоило взять ее на руки, как она проснулась, окинула Брокка настороженным взглядом и поинтересовалась:
– Не уронишь?
– Ни за что.
Кажется, тогда он понял, что больше не один.
– Мы с Эйо виделись не так уж часто. А потом началась война и…
…она шла по обе стороны Перевала. И продолжается во снах Брокка.
– Мама погибла. Дед за ней ушел. Сердце не выдержало.
…сухой изможденный старик, который упрямо цеплялся за жизнь, понимал, что не должен бросать внука. Он до последнего дня сам вставал с постели, одевался, всегда тщательно, не позволяя в одежде и малейшего беспорядка. Дед спускался в столовую и занимал место в кресле с высокой спинкой. Он вешал трость на ручку его и складывал руки на груди.
– Ну? – Седые брови хмурились. – Пусть подают. И не надо мне говорить, что я должен себя беречь. Поздно уже.
Он хмурился, когда подавали диетический завтрак, ворчал, а Брокк боялся, что однажды у старика не хватит сил на это ворчание.
…Дорогие люди уходят. Больно думать об этом. А не думать – невозможно.
И ледяной порыв ветра поднимает влажную листву, раскатывает снежную шаль. Нет больше пуха, но есть ледяная крупа, которая царапает кожу, но прикосновение это, злое, зимнее, успокаивает.
– Мой брат, – Кэри молчала до самого порога и, лишь остановившись у подножия лестницы, потемневшей, с потрескавшимися ступенями, заговорила, – утверждал, что любит меня. А порой мне казалось, что он меня ненавидит… и это тоже сложно.
– Расскажи, – попросил Брокк, хватаясь за тонкую нить слов.
Сегодня он не был настроен на тишину и одиночество.
Рассказать?
С ним неожиданно просто разговаривать. Или дело в том, что Кэри слишком долго молчала? Быть может, и так. А ее муж оказался совсем не таким, каким она себе его нарисовала.
Хмурым?
Пожалуй. Он сам не замечал, что хмурится всегда, даже когда улыбается, и улыбка выходит натужной, нарисованной. А вертикальные складки на лбу не разглаживаются, Кэри очень хочется стереть их и тонкие морщинки, что разбегаются от уголков глаз. А ямочку на подбородке просто потрогать. Смешная она, отпечатком чьего-то тонкого пальца.
Задумчивым?
Он порой запинается в разговоре и замолкает, сам того не замечая. Пальцы железной руки сжимаются и разжимаются, а после замирают безжизненно. Но они живые, Кэри чувствовала тепло их прикосновения…
Раздражительным?
Ничуть. Он внимателен. И в чем-то даже нежен, совсем как Сверр, когда у него случалось настроение на нежность. Только Брокку настроение не нужно.
У него забавная привычка трогать кончик носа.
Светлые волосы слегка вьются, а кожа смугла, родинки на ней выглядят нарисованными. И Кэри вновь сдерживает желание прикоснуться к ним, проверить, настоящие ли… И позволяя себе ненадолго забыть о родинках, она опускает взгляд на руки. Замерзли, и под ногтями опять грязь собралась. Не надо было воду трогать, но…
