— Может, заглянете осушить рюмочку?
— Благодарю, но мне надо срочно отзвониться в редакцию.
— Роти[8], наверное, уже пережарилось. Я ждала вас к половине первого. Жюльен, у тебя утомленный вид. Вы не находите, Жюль, что он плохо выглядит?
— Матушка, оставьте нас на минуточку вдвоем.
— Разве вы не будете обедать?
— Не сразу.
Она попыталась что-то выяснить у Мегрэ:
— Случилось что-нибудь скверное?
— Ничего, о чем вам стоило бы беспокоиться. — Он предпочел сказать ей правду, во всяком случае частично: — Ален Верну покончил с собой.
Она лишь проронила краткое:
— Ах!
И затем, покачивая головой, отправилась на кухню.
— Зайдем в кабинет. Если ты только не умираешь с голоду…
— Нет.
— Тогда налей себе что-нибудь выпить.
Комиссару сейчас так хотелось пива, но он отлично знал, что подобного напитка в этом доме не держат.
Он пошарил среди бутылок в баре и наугад вытащил перно[9].
— Роза сейчас принесет воду и лед.
Шабо плюхнулся в свое кресло, в изголовье которого еще до него голова отца оставила на светлой коже темную отметину. Коробку из-под обуви, вновь перевязанную ленточкой, поставил на письменный стол.
Следователь — это было очевидно — нуждался в том, чтобы успокоиться. Он дошел до крайнего нервного истощения.
— Может, примешь чего-нибудь крепенького?
По тому, как Шабо при этих словах взглянул на дверь, Мегрэ понял, что он перестал принимать спиртное по настоянию мамаши.
— Лучше не надо.
— Как знаешь.
Несмотря на довольно теплый день, в камине пылал огонь. Комиссару стало слишком жарко, и он был вынужден отодвинуться.
— Что ты об этом думаешь?
— О чем?
— О том, что он сделал. Почему, если он не был виновен…
— Ты разве не читал его письма? А вчера комиссар Ферон ворвался в жилище Луизы, допрашивал ее, потащил в участок, продержал целую ночь в кутузке.
— Он действовал самовольно: я таких указаний не давал.
— Знаю, но дело-то все равно сделано. Сегодня утром Ален поспешил увидеться с Луизой и обо всем узнал.
— Не вижу, в чем это меняет общую картину.
Неправда, все-то он прекрасно чувствовал, но не желал в том признаваться.
— Ты думаешь, из-за того, что?..
— Полагаю, этого было предостаточно. Завтра весь город был бы в курсе. Ферон, вероятно, продолжал бы терзать девушку, и в конечном счете ее осудили бы за проституцию.
— Да, он поступил неосторожно. Но это не резон, чтобы лишать себя жизни.
— Все зависит от конкретной личности.
— Ты убежден в его невиновности?
— А ты?
— Думаю, что все сочтут его убийцей и будут этим удовлетворены.
Мегрэ с удивлением глянул на Шабо:
— Неужто ты хочешь сказать, что собираешься закрыть это дело?
— Не знаю. Ничего больше не знаю.
— Помнишь, что сказал нам Ален?
— В связи с чем?
— А с тем, что у сумасшедшего своя логика. Помутившийся рассудком, проживший всю жизнь так, что никто не заметил его болезни, не начинает убивать просто так, с бухты-барахты, без всякой на то причины. Нужно по меньшей мере какое-то событие, которое его спровоцировало бы на этот шаг. Нужна причина, которая в глазах здравомыслящего человека не выглядит основанием для убийства, но для того, у кого не все в порядке с головой, она более чем достаточна. Первая жертва — Робер де Курсон, и на мой взгляд, именно она имеет первостепенное значение, поскольку только это убийство может послужить для нас путеводной нитью. Кстати, и слухи в обществе тоже не возникают на пустом месте.
— Ты полагаешься на оценки уличного сброда?
— Толпа, бывает, ошибается с проявлением своих настроений. И тем не менее почти всегда — а я имел возможность констатировать это в течение ряда лет — существует серьезное основание для возникновения там определенных взглядов. Я бы сказал так: толпе присущ некий инстинкт…
— Иначе говоря, это Ален…
— Я не о том. Когда был убит Робер де Курсон, население увидело какую-то связь между двумя домами на улице Рабле, и в тот момент еще не вставал вопрос о каком-либо помешательстве. Убийство де Курсона отнюдь не обязательно явилось результатом действий кого-то с помраченным сознанием или маньяка. Вполне могли иметь место убедительные причины для некоей персоны принять решение устранить де Курсона или же совершить этот поступок в приступе буйного гнева.
