— Согласно статье триста тридцать второй, ваше показание не может быть принято как свидетельское, но по договоренности с прокуратурой и защитой суд имеет право выслушать вас в порядке информации.
Она подняла руку, подражая предыдущим свидетелям, но Бернери тут же ее остановил:
— Нет! Вам не положено давать присягу.
Мегрэ наблюдал за лицом сидящего между двумя жандармами Гастона Мерана, который, подперев руками подбородок, следил за происходящим. Время от времени его челюсти так крепко сжимались, что резко обозначались скулы.
Жена всячески избегала смотреть в его сторону, словно это ей запрещалось, и не отрывала глаз от лица председателя.
— Вы были знакомы с пострадавшей, Леонтиной Фаверж?
Казалось, она заколебалась перед тем, как ответить.
— Не слишком хорошо.
— Что вы этим хотите сказать?
— Мы не бывали друг у друга.
— Однако вы с ней встречались?
— В первый раз перед нашей свадьбой. Мой жених настаивал на том, что должен меня ей представить, говорил, что это его единственная родственница.
— И вы вместе пошли на улицу Манюэль?
— Да. Как-то днем, около пяти часов. Она угощала нас шоколадом и пирожными. Я сразу почувствовала, что не понравилась ей, и была уверена, что она станет отговаривать Гастона жениться на мне.
— С какой стати?
Она пожала плечами, подыскивая нужные слова, а потом отрезала:
— Мы с ней были совсем разные люди.
Председатель суровым взглядом оглядел публику, и смех, застыл на губах.
— Она не присутствовала на вашей свадьбе?
— Как же, присутствовала!
— А Альфред Меран, брат вашего мужа?
— Тоже был. В то время он еще жил в Париже и еще не поругался с моим мужем.
— Чем он занимался?
— Служил торговым агентом.
— Работал он постоянно?
— А я почем знаю. К свадьбе он подарил нам кофейный сервиз.
— Больше вы не встречались с Леонтиной Фаверж?
— Видала ее четыре или пять раз.
— Она приходила к вам?
— Нет. Мы ходили к ней. Я-то без охоты ходила. Не люблю навязываться людям, которым не нравлюсь. Но Гастон считал, что это необходимо.
— Почему?
— Не знаю.
— Может быть, из-за ее денег?
— Может, и так.
— Когда вы перестали ее навещать?
— Давно.
— Два, три, четыре года назад?
— Года три.
— Знали вы о существовании китайской вазы, которая стояла в гостиной?
— Видела и даже сказала Гастону, что искусственные цветы годятся только для похоронных венков.
— Вы знали, что в ней хранилось?
— Знала только про цветы.
— Ваш муж никогда вам ничего не говорил?
— О чем? О вазе?
— О золотых монетах.
Молодая женщина впервые повернулась к скамье подсудимых.
— Нет.
— А не говорил он вам, что его тетка, вместо того, чтобы держать деньги в банке, хранит их у себя дома?
— Не помню…
— Вы в этом не уверены?
— Да нет… Уверена…
— А когда вы бывали на улице Манюэль, жила уже там Сесиль Перрен?
— Я ее никогда не видела… Конечно, нет… Ведь тогда она еще только родилась…
— Ваш муж когда-нибудь о ней говорил?
— Вроде бы говорил. Постойте! Вспомнила! Я даже удивилась, как такой женщине могли доверить ребенка.
— Известно ли было вам, что ваш муж часто просил у тетки в долг денег?
— Он не всегда докладывал мне об этом.
— Но вообще-то говоря, вы это знали?
— Я знала, что дело делать он не мастак, что любой может обвести его вокруг пальца. Так оно и вышло, когда мы открыли ресторан на улице Шмен-Вер, и дела в нем могли идти прекрасно.
— Что вы делали в ресторане?
— Обслуживала клиентов.
— А ваш муж?
— Занимался кухней. Ему помогала старуха.
— Он в этом деле что-нибудь понимал?
— Пользовался поваренной книгой.
— У вас не было другой официантки?
— Сперва держали девушку.
— А когда дела в ресторане пошли плохо, не помогала вам Леонтина Фаверж расплатиться с кредиторами?
— Надо думать. Наверно, у нас и до сих пор есть долги.
— Не казалось ли вам в последние дни февраля, что ваш муж чем-то озабочен?
— Он всегда чем-то озабочен.
— Не говорил он вам о векселе, срок которому истекал двадцать восьмого февраля?
— Не обратила внимания. У него каждый месяц бывали хлопоты с векселями.
— Он не говорил вам, что хочет пойти к тетке и попросить еще раз дать ему деньги взаймы?
— Не припоминаю.
— Это бы вас не удивило?
— Нет. Я к этому привыкла.
— После ликвидации ресторана вы не собирались пойти работать?