Мегрэ повесил трубку и довольно долго молчал, словно исчерпав всю свою энергию.
Никто из присутствовавших не двинулся с места. Мегрэ тяжело встал, поднял сломанную трубку и положил на стол. Как нарочно, это была та самая трубка, которую он купил на второй день своего пребывания в Нью-Йорке. Он вытащил другую из кармана пальто, набил ее, закурил и выпил не пива, которое показалось ему слишком слабым, а большой стакан неразбавленного виски.
— Ну вот, — вздохнул он.
Маленький Джон сидел неподвижно; Мегрэ налил стакан и пододвинул к нему.
Когда Мора выпил и пришел в себя, комиссар заговорил своим обычным голосом, который звучал теперь несколько странно.
— Пожалуй, будет лучше всего, если мы сразу же покончим с этим типом, — указал он на Парсона, который, откинувшись на спинку кресла, вытирал пот со лба.
Еще один слабый человек, еще один подлец, только худший из подлецов — агрессивный подлец. Но разве в глубине души Мегрэ не предпочитал такую подлость стыдливой мещанской подлости Домаля?
Его-то историю воссоздать было легко. По «Данки-бару» и по разным другим местам Парсон знал каких-то гангстеров, и они могли воспользоваться сведениями, которые случайно попали ему в руки, когда он путешествовал по Европе.
— Сколько вы получили? — мягко спросил его Мегрэ.
— А зачем это вам? Но чтобы доставить вам удовольствие, могу заверить, что меня здорово обсчитали.
— Несколько сотен долларов?
— Приблизительно так.
Тут комиссар вытащил из кармана тот самый чек на две тысячи долларов, который дал ему Мак-Джилл от имени Маленького Джона. Мегрэ взял со стола ручку и сделал передаточную надпись на имя Парсона.
— Этой суммы вам будет достаточно, чтобы исчезнуть, пока еще не поздно. Мне было необходимо, чтобы вы оказались у меня под рукой на случай, если бы Домаль отказался говорить или если бы я ошибся. Видите, напрасно вы мне проболтались о своей поездке во Францию. В конце концов, я и сам бы догадался, хоть, может быть, гораздо позже — ведь я знал, что вы знакомы с Мак-Джиллом и, с другой стороны, водили знакомство с людьми, которые убили Анджелино. Заметьте, что я даже не спрашиваю у вас их фамилий.
— Джоз знает их не хуже меня.
— Верно. Но это меня не касается. Не знаю, почему я пытаюсь вызволить вас; может быть, потому, что мне было бы жаль увидеть вас перед судом присяжных.
— Да я прежде пустил бы пулю себе в лоб!
— Почему же?
— Из-за одной особы.
Пожалуй, это было очень похоже на дешевый роман, но Мегрэ готов был биться об заклад, что Парсон говорил о своей матери.
— Думаю, что сегодня вам лучше не выходить из гостиницы. Ваши друзья, конечно, решили, что вы раскололись, а гангстеры этого очень не любят. Я позвоню, чтобы вам дали номер рядом с моим.
— Я ничего не боюсь.
— А я не хочу, чтобы с вами сегодня ночью что-нибудь случилось.
Пожав плечами, Парсон отхлебнул виски прямо из горлышка.
— Не беспокойтесь обо мне.
Он взял чек и, шатаясь, пошел к двери.
— Салют, Джоз! — бросил он, обернувшись.
И, сделав последнее усилие, иронически сказал:
— Bye-bye[14], мистер Мегрэт.
Что это было — предчувствие? Комиссар готов был окликнуть Парсона, заставить его остаться в гостинице, если понадобится — запереть его в комнате. Ничего этого он не сделал. Но не удержался, подошел к окну, отодвинул занавеску каким-то непривычным для себя жестом — так делал Маленький Джон.
Через несколько минут они услышали глухие выстрелы — конечно, то была автоматная очередь.
Повернувшись к присутствующим, Мегрэ выдохнул:
— Думаю, что спускаться на улицу не имеет смысла. Он должен был заплатить по счету!
Еще час они оставались в комнате, которая мало-помалу наполнялась трубочным и сигаретным дымом, словно дело было в кабинете на набережной Орфевр.
— Я прошу у вас прощения, — начал разговор Маленький Джон, — за то, что мы с моим сыном пытались вас отстранить от этого дела.
Он тоже устал, но ему явно стало свободней, он испытал бесконечное, почти физическое облегчение.
В первый раз Мегрэ увидел его таким, а не напряженным, не замкнутым, без этой болезненной энергии, без постоянной готовности дать отпор.
— Вот уже полгода, как я выдерживаю их осаду или, вернее, уступаю им пядь за пядью. Их четверо, и двое из них сицилийцы.
