Рыжий субъект улыбнулся с видом собрата по ремеслу, которого на мякине не проведешь.
— Разумеется!
— То есть?
— А то, что вы здесь неофициально. Все понимаю. И тем не менее…
— Никаких «тем не менее»!
— Но Ферон мне заявил, что сейчас примчится сюда — вот вам и доказательство.
— Кто такой Ферон?
— Комиссар полиции Фонтенэ. Едва углядев вас на вокзале, я мигом позвонил ему из автомата. И он ответил, что мы увидимся в отеле.
— Здесь?
— Само собой. А где же ещё вы могли бы разместиться?
Мегрэ, допив бокал вина, вытер салфеткой рот и проворчал:
— Кто такой этот Верну де Курсон, с которым я ехал в одном купе из Ниора?
— Точно, он был в том поезде. Это шурин.
— Чей?
— Курсона, которого убили.
Мелковатый брюнет, вторгнувшийся в свою очередь в гостиницу, тут же засек обоих беседующих.
— Привет, Ферон! — воскликнул журналист.
— Добрый тебе вечер. Прошу меня извинить, господин комиссар. Меня не проинформировали о вашем приезде, а посему я вас не встретил. После изнурительного рабочего дня, мирно сидел за столом, как неожиданно…
И он показал на рыжего.
— Тут же выскочил на улицу и…
— Я уже сказал этому молодому человеку, — вздохнул Мегрэ, отодвигая тарелку и берясь за трубку, — что не имею никакого отношения к вашему делу Курсона. Оказался в Фонтенэ-ле-Конт по чистейшей случайности с целью пожать руку своему давнему другу Шабо и…
— А ему известно, что вы здесь?
— Он должен был ожидать меня с четырехчасовым поездом. Убедившись, что я не прибыл, наверное, подумал, что появлюсь лишь завтра, а то и вовсе, мол, изменил свои планы.
Мегрэ поднялся из-за стола.
— А теперь с вашего позволения пойду поприветствую Жюльена, прежде чем завалиться спать.
Комиссар полиции Ферон и репортер, оба, пришли в замешательство.
— Вы действительно ничего не знаете?
— Не имею ни малейшего понятия.
— И не читали газет?
— В течение трех дней организаторы Конгресса и Торговая Палата Бордо не дали нам ни минуты передышки.
Они, полные сомнений, переглянулись.
— Вы знаете, где проживает следователь?
— Конечно. Если только город не изменился со времени моего последнего визита к Шабо.
Они никак не могли решиться оставить Мегрэ в покое. Даже не тротуаре встали по бокам.
— Месье, имею честь откланяться.
Журналист настаивал:
— И вам нечего заявить «Уэст-Эклеру»?
— Ничегошеньки. Всего хорошего, господа.
Комиссар втянулся в улицу Республики, пересек мост и на всем пути до Шабо не встретил и пары прохожих. Его друг проживал в старом доме, которым молодой Мегрэ так в свое время восхищался. С тех пор он ничуть не изменился — весь из серого камня, крыльцо в четыре ступеньки, высокие окна с квадратиками форточек. Сквозь задвинутые шторы пробивался слабый свет. Он позвонил и вскоре услышал цокот мелких шагов по вымощенному белой плиткой коридору. В двери приоткрылся глазок.
— Дома ли месье Шабо, — спросил он.
— Кто там?
— Комиссар Мегрэ.
— Это действительно вы, месье?
Он узнал голос Розы, бессменной в течение тридцати лет горничной Шабо.
— Сейчас открою. Потерпите чуток, пока я сниму цепочку.
Одновременно она крикнула куда-то во внутренние покои дома:
— Месье Жюльен! Это ваш друг, господин Мегрэ… Входите, входите… Хозяин побывал сегодня после обеда на вокзале… И был разочарован, не встретив вас. Как же вы добрались?
— Поездом.
— Вы хотите сказать, что ехали вечерним омнибусом?
Дверь наконец открылась. В хлынувшем наружу оранжевом свете предстал мужчина высокого роста, худой, слегка сутуловатый, одетый в домашнюю куртку их велюра каштанового цвета.
— Ты ли это? — воскликнул он.
— Конечно я. Просто не успел на нужный поезд. И сел в первый попавшийся.
— А где багаж?
— В отеле.
— Ты с ума сошел? Надо послать за ним. Договорились же, что остановишься у нас.
— Послушай, Жюльен…
Странно все же. Почему-то Мегрэ был вынужден делать над собой усилие, чтобы называть бывшего однокашника по имени, да и звучало оно для него необычно. Не получалось даже спонтанного обращения к Шабо на «ты».
— Заходи! Надеюсь, ещё не ужинал?
— Уже. В «Отеле де Франс».
— Мне предупредить мадам? — прервала их Роза.
Мегрэ тут же вклинился.
— Думаю, она уже почивает?
— Только что поднялась к себе. Но ложится она не раньше одиннадцати, а то и в полночь. Я…