— Алло!.. Я хотел бы поговорить с мадам Русселе, пожалуйста…
Женский голос низкого тембра, звучавший весьма приятно, спросил:
— Кто просит ее?
— Комиссар Мегрэ из Уголовной полиции.
Последовала пауза, затем:
— Вы не можете мне сказать, в чем дело?
— Вопрос сугубо личный.
— Я и есть мадам Русселе.
— Вы родились в Мюлузе и ваша девичья фамилия Келлер, верно?
— Да.
— Мне хотелось бы встретиться с вами и чем скорее, тем лучше. Могу ли навестить вас?
— Придете с какой-нибудь дурной вестью?
— Нет, нужны всего лишь кое-какие сведения.
— Когда вы намерены прибыть?
— Через столько времени, сколько понадобится, чтобы добраться до вас с места службы.
— Не мешай мне, Жанно…
Чувствовалось, что мадам Русселе удивлена, заинтригована, обеспокоена.
— Хорошо, жду вас, месье комиссар. Мы живем на четвертом этаже.
До чего же любил Мегрэ атмосферу парижских набережных по утрам, которая пробуждала в нем столько воспоминаний, в частности, о совместных с мадам Мегрэ прогулках, когда они вдвоем, случалось, проходили вдоль Сены с одного конца столицы до другого. Ему нравились также и тихие авеню в богатых кварталах с зажиточного вида домам и тянувшимися по обеим сторонам деревьями; туда-то и доставил его небольшой автомобиль Уголовной полиции, за рулем которого сидел инспектор Торранс.
— Мне подняться с вами, патрон?
— Думаю, лучше не стоит.
Вход в нужное ему здание был двойной — решетка из кованого железа и стеклянная дверь, а входной холл выстлан белым мрамором, просторный лифт двигался абсолютно бесшумно, плавно и без скрипа. Стоило ему нажать на кнопку электрического замка, как на пороге вырос камердинер в белой куртке и тут же принял у него шляпу.
— Сюда, пожалуйста.
У входа валялся красный мяч, на ковре — кукла, и через проем он успел заметить, как няня подталкивает в глубину коридора маленькую девочку в белом. Открылась ещё одна дверь, на сей раз будуара, ведущего в просторный салон.
— Входите, месье комиссар.
Мегрэ ожидал, что мадам Русселе должно быть лет тридцать пять. Но она выглядела моложе. Брюнетка, одета в легкий костюм. Взгляд был столь же нежен и бархатист, что и голос, и пока слуга удалялся, в нем уже нетерпеливо бился вопрос к Мегрэ.
— Садитесь. С тех пор как вы позвонили, я все время гадаю…
Но вместо того, чтобы сразу приступить в главной теме беседы, он машинально спросил:
— У вас несколько детей?
— Да, четверо. Одиннадцати, девяти, семи и трех лет.
Наверное, это был первый в её жизни визит полицейского, и мадам не сводила не сводила с комиссара глаз.
— Сначала я подумала, не случилось ли чего с мужем.
— Он в Париже?
— Сейчас нет. Участвует в конгрессе в Брюсселе, и я немедленно ему позвонила…
— Вы помните своего отца, мадам Русселе?
Она, похоже, слегка расслабилась. В комнате всюду стояли цветы, а через широкие окна виднелись деревья Булонского леса.
— Конечно… Хотя…
Она запнулась, не зная, стоит ли продолжать.
— Когда вы его видели в последний раз?
— О, очень давно… Мне тогда было тринадцать лет.
— Вы ещё жили в Мюлузе?
— Да, в Париж я переехала только после свадьбы.
— А с мужем вы познакомились в Мюлузе?
— В Ля Боль[20], куда я с матушкой выезжали отдыхать каждый год.
В этот момент раздались детские голоса, кто-то кричал, в коридоре поскользнулись.
— Извините, я на минутку отлучусь…
Закрыв за собой дверь, она довольно решительно, хотя и тихо, что-то сказала.
— Прошу прощения. Детям сегодня не нужно было идти в школу, а я обещала погулять с ними.
— Вы узнаете при необходимости отца?
— Надеюсь… Пожалуй, да…
Он вынул из кармана удостоверение личности Тубиба. Судя по дате его выдачи, фотография была сделана лет пять тому назад. Один из тех моментальных снимков, что изготавливают в автоматах, расположенных в крупных магазинах, на вокзалах и даже в Префектуре полиции.
По сему случаю Франсуа Келлер не соизволил ни побриться, ни хоть как-то позаботиться о внешнем виде. Подбородок и щеки украшала борода сантиметра в два-три, которую он, надо полагать, время от времени постригал ножницами. На висках уже появились залысины, взгляд — безразличный, не выражал никаких эмоций.
— Это он?
Она держала документ в немного подрагивавшей руке, и слегка наклонившись, чтобы получше рассмотреть фото. Должно быть, мадам Русселе страдала близорукостью.
