— Но вашему отцу все же удалось закончить курс?
— Да, он одновременно учился и работал у аптекаря.
— А какой характер был у вашего отца?
— Очень ласковый. Я понимаю, что мой ответ не может вас удовлетворить, но именно таким он и запомнился. Очень ласковый и немного грустный.
— Бывали у него ссоры с вашей матерью?
— Я никогда не слышала, чтобы отец повысил голос… Правда, если он не был занят дома, то, как правило, все свое свободное время проводил у больных. Помнится, мама упрекала его за то, что он не следит за собой, ходит всегда в одном и том же неглаженом костюме, иной раз по три дня не бреется. А я говорила ему, что у него колется борода, когда он меня целует.
— Об отношениях вашего отца с коллегами вам, очевидно, мало что известно?
— То, что я знаю, исходит от мамы, только тут трудно отделить правду от полуправды. Она, конечно, не лжет, но в ее изложении все выглядит так, как ей хотелось бы видеть… Раз она вышла за отца, то одно это уже делало его человеком необыкновенным. «Твой отец — лучший врач в городе, — говорила она мне. — И, безусловно, один из лучших врачей во Франции. К сожалению…» — Госпожа Руслэ снова улыбнулась. — Вы, разумеется, догадываетесь, что за этим следовало… Отец не сумел приспособиться… Он не хотел поступать, как другие… Мама не раз давала ему понять, что дедушка повесился отнюдь не из-за угрозы банкротства, а потому что страдал неврастенией… У него была дочь, которая какое-то время провела в психиатрической больнице…
— Что с ней стало?
— Не знаю… Думаю, что и мама ничего о ней не знает. Во всяком случае, она уехала из Мюлуза.
— А ваша матушка по-прежнему живет там же?
— Мама давно переехала в Париж.
— Вы можете дать ее адрес?
— Орлеанская набережная, двадцать девять-бис.
Мегрэ вздрогнул, но она ничего не заметила и продолжала:
— Это на острове Сен-Луи… С тех пор, как остров стал одним из самых модных районов Парижа…
— Знаете, где было совершено покушение на вашего отца?
— Конечно, нет…
— Под мостом Мари… В трехстах метрах от дома вашей матери.
Она обеспокоенно нахмурилась.
— Это ведь мост через другой рукав Сены, не так ли? Мамины окна выходят на набережную Турнель.
— У вашей матери есть собака?
— Почему вы об этом спрашиваете?
Несколько месяцев, пока ремонтировали дом Мегрэ на бульваре Ришара Ленуара, супруги жили на Вогезской площади и часто по вечерам гуляли по острову Сен-Луи. В этот час владельцы собак или слуги обычно прогуливали своих питомцев по набережным Сены.
— У мамы только птицы. Кошки и собаки приводят ее в ужас. — Внезапно переменив тему разговора, она спросила: — Куда же поместили отца?
— В ближайшую к мосту Мари больницу.
— Вы, несомненно, хотели бы…
— Не теперь… Возможно, позднее я попрошу вас навестить его, чтобы окончательно установить его личность. Но сейчас голова и все лицо у него забинтованы.
— Он очень страдает?
— Он без сознания.
— За что же его так?
— Вот это я и пытаюсь выяснить.
— Может быть, произошла драка?
— Нет. По всем данным, его ударили, когда он спал.
— Под мостом?..
Комиссар поднялся.
— Вы, наверно, сейчас пойдете к маме?
— Это необходимо.
— Разрешите позвонить ей по телефону, чтобы сообщить о случившемся?
Мегрэ помедлил с ответом. Он предпочел бы увидеть, какое впечатление произведет это известие на госпожу Келлер. Однако отказать не решился.
— Благодарю вас, господин комиссар. Об этом происшествии напечатают в газетах?
— О покушении, вероятно, уже напечатано, но лишь несколько строк, и фамилия вашего отца, конечно, не упоминается — ведь и я узнал ее лишь около полудня.
— Мама будет настаивать, чтобы фамилию не называли.
— Я сделаю все, что в моих силах.
Когда госпожа Руслэ провожала гостя до передней, крошечная девчурка подбежала к ней и уцепилась за юбку.
— Сейчас пойдем гулять, детка. Беги попроси Нана одеть тебя.
Торанс расхаживал взад и вперед перед домом госпожи Руслэ. Маленький черный автомобиль Сыскной полиции выглядел довольно жалко среди длинных, сверкающих никелем частных машин.
— Набережная Орфевр?
— Нет. Остров Сен-Луи, Орлеанская набережная…
Дом был старинный, с огромными воротами, но содержался в отличном состоянии. Медные ручки, перила, лестница, стены — все было начищено, отмыто, выскоблено. Даже консьержка, в черном платье и белом переднике, походила на служанку из хорошего дома.
