Каридиус рассмеялся, помахал рукой неугомонному Мирбергу и направился в Восьмой район. Шел он один, так как мисс Стотт предпочла общество Мирберга. Дорогой он продолжал просматривать газету: нет ли каких-нибудь подробностей, указывающих на то, что бомбу могли подложить штрейкбрехеры. Он обдумывал, как построить свою речь; надо решительно напирать на то, что забастовщики тут не при чем, и лишь слегка намекнуть, что это дело рук их противников-штрейкбрехеров. Такая постановка вопроса вполне правильна. Всякая речь, с которой выступаешь, преследует, собственно, одну цель — приобрести сторонников.
Вдруг кто-то окликнул его по имени. Каридиус оглянулся и заметил, что уже идет по улице, окаймленной двумя однообразными рядами одинаковых домиков, в которых жили служащие завода.
Возле одного из этих домиков стоял человек, наружность которого показалась Каридиусу знакомой. Стараясь скрыть смущение, он уже собирался обратиться к человеку с безличным «вы» и избытком любезности сгладить свою забывчивость, как вдруг вспомнил, кто это, и радостно воскликнул:
— Кого я вижу! Да это же Джим Эссери!
— Он самый, — улыбнулся Эссери и переложил бумажный сверток из правой руки в левую, чтобы поздороваться с Каридиусом.
— Мы не виделись с тобой с тех пор… тех самых пор, как вместе учились в школе. Я и понятия не имел, что ты в нашем городе. — Каридиус говорил все это тем теплым, но ни к чему не обязывающим тоном, каким всегда возобновляются школьные знакомства.
— Я работаю здесь в исследовательской лаборатории, — объяснил Эссери.
Каридиус заметил, что пальцы его школьного товарища в пятнах, а глаза слегка воспалены.
— Где — здесь?
— В Рэмбург-Норденской компании военного снаряжения.
— Вот как?.. Ты, значит, пошел на исследовательскую работу… великолепно… интересная жизнь… расширяешь, так сказать, границы человеческого знания…
— Гм-м, да, разумеется, — без энтузиазма согласился химик.
— Как же у тебя подвигается работа?
— Ничего, подвигается.
Каридиус сочувственно взглянул на школьного товарища.
— Ты что… недоволен?
Мистер Эссери нагнулся и осторожно положил наземь свой бумажный сверток.
— Да нет, доволен… сейчас я работаю над строением атома.
Каридиус кивнул с тем понимающим видом, который всегда принимает непосвященный, понятия не имеющий о том, о чем ему говорит специалист.
— Это, должно быть, страшно интересно. Строение атома… как же. Ну, я очень рад, что повидал тебя, и мы непременно будем встречаться, — сказал Каридиус, повторяя штампованную фразу, которую надлежало понимать так, что они встретятся опять не раньше, как через десять лет.
— Знаешь что, — вдруг заговорил Эссери, — у меня тут небольшая собственная лаборатория, сейчас за углом, я там и живу. Если ты свободен, я хотел бы показать тебе, над чем я работаю.
— Н-не скажу, чтобы я был свободен. Мне нужно на завод, повидать кое-кого… Очень сожалею… А ты давно здесь, в городе?
— С самого окончания колледжа.
Каридиус разинул рот в неподдельном изумлении.
— Что ты говоришь! Все время здесь!
— Да, все время здесь, в Рэмб-Но. — У Эссери вырвался короткий, невеселый смешок.
— Это просто невероятно! Наш город — сущий океан! В Тексасе легче встретить человека, чем в Мегаполисе.
— Не знаю, — серьезно ответил Эссери. — Для этого надо было бы сопоставить число жителей нашего города и, скажем, число квадратных акров земли в Тексасе, тогда можно было бы установить соотношение. Трудно сказать, какой бы получился результат.
Серьезность Эссери напомнила Каридиусу о том серьезном деле, ради которого он пришел.
— Эссери, ты ведь голосуешь на этих выборах?
— Да, голосую.
— И зарегистрировался? — воскликнул кандидат в члены Конгресса.
— Да, зарегистрировался.
— Тогда ступай и голосуй за меня.
— А ты куда баллотируешься?
— В Конгресс. Я конкурирую со стариком Бланком, который сидит там уже восемнадцать, если не все двадцать лет. Он, понимаешь, ставленник финансистов.
Я считаю, что настало время, чтобы в нашем государстве раздался, наконец, голос людей среднего класса, людей, для которых благо страны дороже денег, хотя бы потому, что у них денег нет.
