— Она послужила идеальным фокусом для мыслей. — Властелин Смерти постучал по одному из символов, выглядящему, как девять собранных в круг точек. — Все годы моих исследований направили меня сюда, к этому мгновению. — Он провел пальцем от знака до отрывка текста, написанного на архаичном языке. Буквы, уродливые и извивающиеся, явно родились в безумии варпа. Мефистон знал, что только он может их расшифровать.
— Сабассус? — пробормотал Антрос, нахмурившись.
Старший библиарий испытал вспышку раздражения. Этого он не предвидел, а внезапностей не любил. Что-то блеснуло в глазах Луция. Гордость? Стыд? Мефистон не мог понять наверняка. Он попытался заглянуть в мысли библиария, но путь, как уже бывало, оказался закрыт. Чтобы пробиться, потребовалось бы психическое насилие. Его протеже рос, и в нем появлялось что-то неожиданное.
— Я могу прочесть лишь первое слово, — ответил Луций, но по неловкости в его взгляде Мефистон и без колдовского зрения понял, что это ложь.
В тяжелом молчании Властелин Смерти наблюдал за Антросом. Библиарий не в первый раз удивлял его. Мефистон лично наставлял Луция на протяжении значительной части его обучения, всегда зная, что в Антросе есть некая глубокая тайна, нечто очень важное для капитула. Рацел утверждал, что старший библиарий видит в юнце кого-то вроде сына, что привязанность ослепляет его, но все было не так просто. Похоже, Антрос разобрался во многих написанных в эфемериде прорицаниях. Мефистон задумался: а сколько других отрывков мог бы понять Луций? Не все из них были предназначены для праздного чтения.
— Сабассус, — повторил старший библиарий, повернувшись обратно к тексту. Он подумал было убрать поднос со стола, но решил, что не стоит. От этого зависел его план разговора, а потому нужно было продолжать так, как задумывалось. — Мир на самом краю системы Просперо, все еще официально находящийся под контролем имперских войск. В отличие от Сорциариуса, он пока не порабощен отродьями варпа, но находится на грани падения.
Мефистон посмотрел на Данте:
— Вы были правы насчет лорда-командующего Жиллимана. При столь многих неотложных угрозах он не может сосредоточиться на этом регионе. Но каждое мое видение, каждый сон и авгурия говорили, что я не могу закрыть глаза на происходящее там.
Он постучал по другой части подноса, где виднелось маленькое схематичное изображение стервятника.
— В дни, когда я был не здесь, когда я отправлялся в свои… — Он повернулся к Альбину. — Как бы ты назвал их? Личные поиски?
Сангвинарный жрец побледнел, несомненно, встревожившись от мысли, что он оскорбил Мефистона. Властелина Смерти опасались даже такие гордые и старые Кровавые Ангелы. Они чувствовали тьму, которую тот нес в себе, пусть и не понимали ее предназначения. Впрочем, сам Мефистон был расположен к Альбину и не собирался пугать его, а потому небрежно махнул рукой.
— Я пересек многочисленные реальности, думая, что так стану мудрее, стану более достойным членом библиариума. — Он помедлил, вспоминая насилие на «Господстве» и гибель кодиция Пелориса. — Но мы все знаем, как сильно я ошибался в этом отношении.
Данте открыл рот, похоже, собираясь вновь уверить Мефистона, что он не виновен в произошедшем, но старший библиарий продолжил говорить, не желая уходить от темы.
— Однако, — положил он ладонь на поднос, — бесплодными мои поиски не были. Долгое время я изучал пересечения событий, находя связи, которые не замечал никто другой, даже мои предшественники в библиариуме. Исследования привели меня в места, которые я едва ли могу описать, и я долгие годы пытался раскрыть тайны. Однако теперь, когда эфемерида почти завершена, а мой разум изменен жрецами Марса, я наконец-то стал понимать, ради чего был возрожден.
Как он и ожидал, над столом воцарилась тишина, нарушаемая лишь далеким гулом генераторов. Мефистон никогда не говорил о своем прошлом или о положении в капитуле так уверенно. Даже с Данте. Все присутствующие знали лишь сухие факты: через жестокое перерождение Кровавый Ангел по имени Калистарий смог избежать ужасающего изъяна ордена, пережить ожидавшие их всех безумие и погибель, воскреснуть как Мефистон, Властелин Смерти — Кровавый Ангел, что не боялся ни сумасшествия, ни жажды крови. Однако он никогда прежде не утверждал, что знал, ради чего возродился.
