Но сегодня впервые подумала, что сама готова восхищаться мужчиной.
Трепет в животе усилился. И она знала, что это из-за него — не от болезни, как бы ей этого ни хотелось.
Он смотрел на нее несколько долгих секунд, и в тишине библиотеки ее дыхание звучало быстро и поверхностно, как у любой из ее героинь, столкнувшихся с будущим любовником.
Да она с ума сошла, если думает о таком! Но телу было безразлично, в порядке ли ее разум?
— Желаете бокал вина? — спросил он.
Так буднично, словно каждый день приглашал незамужних девушек выпить, а по вторникам даже дважды. Но его глаза остались внимательными, настойчивыми, он не отводил от Эмили взгляда.
Желание, которое она ощущала, все еще можно было победить силой разума. Эмили закрыла глаза, подумала о Пруденс и попыталась убить в себе соблазн.
— Я действительно не должна.
— Я тоже не должен. И все же…
Она открыла глаза. Карнэч отошел и остановился у древней картины, с которой горец в полном клановом облачении, наверное дальний предок, глядел на череду графинов на полке под рамой. Рука Карнэча парила над бутылками, а взгляд не отрывался от нее. И что-то в его лице подсказывало, что он размышляет над какой-то возможностью, принятием какого-то решения, которого она не понимала.
— И все же, — мягко повторил он, — я нахожу, что стоит. Один бокал, леди Эмили. Вы останетесь?
В полуосвещенной библиотеке, где лунный свет сплетался со светом свечи, Эмили ощутила, как оживают ее дремлющие желания. Она переключила все свое бунтарство на написание романов и вела себя идеально, чтобы никто не заподозрил о ее тайной карьере.
Но ей хотелось не только писать. Она мечтала о приключениях, которые прописывала своим героиням, — опасности, возбуждении, тайных сговорах, головокружительной страсти.
— Я не должна, — повторила она вновь.
Он налил в один бокал шерри, в другой виски.
— Останьтесь, — сказал он. — Лучшей компании вам не найти.
— Не слишком ли вы самоуверенны?
Карнэч рассмеялся.
— Я лишь о том, что в данный момент я лучший ваш собеседник, если только вы не предпочитаете общество наших матерей и братьев. Я знаю, что в свете вы могли бы найти куда лучшего компаньона.
Она приняла бокал из его протянутой руки. И когда их пальцы встретились, пожалела, что не носит перчаток.
Эмили попыталась сосредоточиться на разговоре, а не на ленивой улыбке, с которой он потягивал виски.
— Не уверена, милорд. Ведь граф едва ли похож на конюха.
— Но даже у графа нет надежды заполучить вашу руку, так ведь?
Эмили отступила на шаг.
— Вы же не делаете мне предложения?
— Ваш ужас ранит меня.
— Вы не кажетесь раненым, — Эмили не смогла скрыть улыбку.
— Глубоко и тяжело ранен, — сказал он, постучав кулаком по груди над сердцем.
Ее улыбка переросла в смех.
— Только не говорите мне, что у вас способности к драме.
— У всех свои секреты, леди Эмили.
Она попробовала шерри.
— Не у меня, милорд. Я как открытая книга.
Карнэч рассмеялся.
— Я уверен, что это лишь фальшивая обложка. Я не знаю ваших секретов, но Фергюсон говорил, что вы совершенная загадка.
Когда это муж кузины успел обсудить ее с Карнэчем?
— Фергюсону не стоит вмешиваться в чужие дела.
— Вы плохо его знаете, Фергюсон — прирожденный интриган, ответил Карнэч. — Но в этот раз я не могу понять его планов. К чему он предложил мне тихоню мисс Этчингем, зная, что вы способны затмить любую из женщин?
Эмили не ответила на комплимент.
— Мисс Этчингем действительно милая девушка.
— Мне сложно судить. Она и двух слов не сказала за обедом. Вы же… Пока она молчала, я слышал лишь ваш смех.
А я видела только твои глаза. Она не ответила. Эмили знала эти игры. И какими бы ни были намерения Карнэча, она не хотела в них участвовать, не признавалась, что часть ее души мечтает о традиционной страсти и о нем.
— Благодарю за компанию, милорд, но сейчас мне действительно пора спать.
Он отставил почти нетронутый бокал.
— Но я не дождался ответа, — сказал он, словно она намекнула, что хочет остаться, а не уйти. — Почему мисс Этчингем? Почему не вы?
— Я не стану вам достойной компаньонкой, — со всей возможной холодностью ответила Эмили.
