Словно почувствовав, что Селин пришла в себя, Корд приподнял голову и увидел, что она смотрит на него своими огромными глазами, которые еще больше выделялись теперь на бледном лице.
Из груди Корда вырвался вздох облегчения, сердце радостно запело. Как много ему нужно сказать ей! Он не знал, с чего начать, но, когда наконец собрался с мыслями и смог говорить, вымолвил только одно:
– Ты жива.
– И ты тоже. – Это был не голос, а шепот. – Где я?
– В моей комнате.
Он улыбнулся, откинул москитную сетку, и взял руку Селин в свои ладони. Она закрыла глаза, вдыхая его тепло и чувствуя его удивительную силу.
– Я думала, что умираю.
– Я тоже так думал в какой-то момент.
– Ты ужасно выглядишь, – сказала она, прикасаясь к щетине на его подбородке. – Почти так же, как я себя чувствую.
Она удивлялась происшедшей в нем перемене. Лицо его осунулось, под глазами легли глубокие тени и появились новые морщинки, веки припухли, чего она не замечала даже тогда, когда он сильно напивался. Он словно боялся отвести от нее взгляд. Она не возражала, потому что его глаза излучали тепло и какой-то совершенно новый, добрый свет.
Корду мало было только дотронуться до ее руки. Он сел с ней рядом, и кровать заскрипела под его весом. Корд боролся со страстным желанием обнять ее и прижать к себе, как он не раз делал за прошедшие четверо суток. Но Корд сдержался и только откинул с ее лба прядь волос.
– Как ты нашел меня? – Ей необходимо было его прикосновение, она потянулась к нему, нашла его ладони.
– Ада, Фостер и Эдвард подняли настоящий переполох. Бобо нашел одного парня – Филипа, и он признался, что тебя похитили.
– Колдун…
– Он исчез. Они с Ганни сбежали куда-то в глубь острова. Они не могут прятаться вечно, но ты, уверяю тебя, должна чувствовать себя в полной безопасности.
– Ганни прибежала ко мне с твоим сюртуком. Он был весь пропитан кровью. Я никогда не пошла бы с ней, но подумала…
– Они как раз и рассчитывали на то, что ты поверишь, будто… со мной что-то случилось.
– Что ты умираешь.
Корд отвернулся. Она увидела, как он тяжело вздохнул и сжал челюсти, его темные брови хмуро сошлись на переносице. Он боролся не только со словами, он боролся с собой. Сердце ее бешено забилось.
– Корд? – Она принялась трясти его руки, от всей души желая заставить его говорить.
Он тяжело сглотнул, болезненно ощущая, как слабы ее пальцы, но зная, насколько сильна ее воля. Она ждала, что он скажет хоть что-нибудь… что угодно. У него было четыре долгих дня и четыре не менее длинных ночи, чтобы подумать о том, что он скажет ей, если ему предоставится еще один шанс. И вот теперь, когда такая возможность появилась, слова не шли у него с языка.
– Здесь очень душно, – наконец проговорил он, отпустил ее ладони и встал.
Он заметил разочарование в ее глазах и все-таки не мог заговорить. Он не дрогнул перед лицом страха, но, оказывается, по-прежнему трусил сейчас, когда пришло время облечь чувства в слова. Запустив пальцы в пышную шевелюру, он отошел к окну. В комнате царил полумрак, воздух был душным. Корд отдернул шторы и распахнул дверь на веранду. В комнату ворвался влажный туман. Он смотрел на дождь, хрустальными нитями падающий с крыши, до тех пор, пока снова не взял себя в руки.
На комоде рядом с кроватью стоял кувшин прохладной воды. Он наполнил стакан и подал его жене. Ее руки дрожали настолько, что он сел с ней рядом и поднес стакан к ее губам.
– Хочешь есть? – спросил Корд, наблюдая, как Селин маленькими глотками пьет воду. Глаза ее казались просто огромными.
Напившись, она кивнула:
– Немного.
– Я скажу Фостеру, чтобы он прислал чего-нибудь. Он или сторожит прямо под дверью, или присматривает за Эдвардом.
– С Эдвардом не случилось ничего страшного, правда?
– Он не может прийти в себя с момента твоего исчезновения. Ада все свое время посвящает обучению новой поварихи да еще плачет на плече Говарда Уэллса. Нам приносили и уносили целую вереницу подносов, а разного рода чтиво подобрано и разложено по стопкам, чтобы тебе было что читать, пока ты поправляешься.
– Не похоже, что ты много ел.
Корд промолчал. Вместо ответа он распахнул дверь, ожидая обнаружить за ней Фостера. Длинный коридор оказался пуст, хотя обычно у входа в хозяйские покои топталось несколько человек из домашней челяди, чтобы узнать о состоянии Селин.
