– И что, если так? – пожал плечами мастер. – Правды мы все равно никогда не узнаем. – Он положил руку на плечо Лазло. – Ты уже не ребенок. Не пора ли забыть об этих сказках? – Поскольку его губ было не видно, улыбка старика определялась только по малейшему движению в том месте, где пушистые усы, напоминавшие одуванчики, переходили в бороду. – Ты выполняешь кучу работы за сущие гроши. Зачем брать на себя лишнюю забесплатно? Никто тебя за это не поблагодарит. Наша задача – искать книги. А ответы пусть ищут ученые.
Лазло знал, что мастер хотел как лучше. Старик принадлежал библиотеке до мозга костей. Ее кастовая система считалась справедливым правопорядком идеального мира. Внутри этих стен ученые рассматривались как аристократия, а все остальные – их прислуга, особенно библиотекари, директива которых заключалась в том, чтобы помогать им в важной работе. Ученые окончили университет. Библиотекари – нет. Ума им, может, и хватало, а вот золота… Практика давала им образование, и в зависимости от самого библиотекаря, его знания могли затмить умственный багаж самого ученого. Но дворецкий мог превзойти своего господина в благородстве и все равно остаться дворецким. То же правило работало с библиотекарями. Им не запрещалось учиться, если это не мешало выполнению обязанностей, но подразумевалось, что это только для личного просвещения и не вносит никакого вклада в мировой объем знаний.
– Почему все самое интересное достается ученым? – спросил Лазло. – Кроме того, Плач никто не изучает.
– Потому что это мертвая тема, – ответил мастер Гирроккин. – А ученые занимают свои мысли только важными вопросами. – Он сделал небольшое ударение на «важными».
И тут, словно в подтверждение его слов, двери распахнулись, и внутрь вошел ученый.
Раньше Павильон раздумий был бальным залом; его двери вдвое выше и шире обычных. Большинство приходивших и уходивших считали, что вполне достаточно открыть и тихо закрыть за собой одну из створок, – но не этот молодой человек. Он уперся руками в обе массивные створки и толкнул их. К тому времени, как они ударились о стены и содрогнулись, он оставил их далеко позади, стуча каблуками по мраморному полу и шагая широким, уверенным шагом, от которого развевались полы мантии. Он пренебрегал регалиями, надевая их только на торжественные церемонии, и ходил в безупречных пальто и бриджах, в черных высоких сапогах и с клинком на поясе. Единственной данью уважения цвету ученых был неизменно алый широкий галстук. Этот юноша – идеал ученых: самый знаменитый деятель Зосмы, помимо королевы и иерарха, и самый популярный – без исключений. Молодой, блистательный, золотой. Все это Тион Ниро – алхимик, второй сын герцога Ваальского и крестник королевы.
При грохоте дверей все присутствующие подняли головы, но, в отличие от того раза, когда хохотнул мастер Гирроккин, на их лицах запечатлелось не раздражение, а удивление, которое быстро сменилось выражением льстивого восхищения или зависти.
Мастер Гирроккин относился к тем, кто поклонялся юноше. При виде алхимика он засиял как сфера на потолке. Когда-то давно Лазло последовал бы его примеру, но не теперь. К счастью, никто на него не смотрел и не заметил, как он замер словно добыча и съежился при приближении Золотого крестника, чей решительный шаг вел его прямо к справочному столу.
Этот визит выходил за рамки обычного. Для подобных заданий у Тиона Ниро было полно помощников.
– Милорд, – поприветствовал мастер Гирроккин, выпрямившись настолько, насколько позволяла его старая спина. – Как приятно, что вы решили нас навестить! Но не стоило утруждать себя. Мы знаем, что у вас есть более важные дела, чем бегать по поручениям.
Библиотекарь многозначительно покосился на Лазло. На случай, если тот не понял, перед ним предстал наилучший пример ученого, чьи мысли заняты «важными вопросами».
И какой же важный вопрос занимал голову Тиона Ниро?
Ни много ни мало основополагающий принцип Вселенной: азот – тайное вещество, которое ученые искали веками. В возрасте шестнадцати лет он дистиллировал его, что позволило юноше творить чудеса, среди которых числилось заветное чаянье древнего искусства – превращение свинца в золото.
