— Рано или поздно кто-нибудь мне ответит. А ты тоже из вестника?
Лапиту ничего не оставалось, как кивнуть.
— Из «Римских братьев», — брякнул он первое, что пришло в голову. Кажется, этот ежемесячник выходил сразу после Третьей Северной войны и пользовался в те годы большим успехом. Но Лапит не был уверен, что «Римские братья» до сих пор здравствуют.
— В первый раз слышу это название. Наверное, что-нибудь новенькое.
— Готовлю первый номер, — признался Лапит, вспомнив, что «Римские братья» благополучно скончались лет десять назад.
— Неужели твои хозяева не могли найти кого-нибудь помоложе?
— Я еще бодрячок, — ухмыльнулся Лапит. Новая машина подкатила к стадиону.
Но в этот раз она даже не остановилась — ворота распахнулись заранее, и авто скрылось от взора дотошных корреспондентов.
— Если мы проторчим здесь еще полчаса, это будет подозрительно, — заметил Лапит.
— Если мы уйдем, это будет еще подозрительнее, — отвечал его более молодой коллега. — И запомни: нормальный репортер — настырный репортер.
— Как тебя зовут? — поинтересовался Лапит.
— Квинт, но в следующий раз я могу назваться иначе.
— Лапит. Это мое настоящее имя.
Со стадиона выехала черная закрытая машина, проехала сотню футов и затормозила. Водитель вышел и торопливо зашагал назад к воротам. Тут же из открытого окна высунулась чья-то голова. Мгновение внимательные глаза созерцали репортеров, потом появилась обнаженная женская рука и сделала энергичный жест.
Лапит и Квинт не сговариваясь побежали к машине.
Пассажирка авто — женщина лет тридцати трех — была некрасива: большой рот, черные выпуклые глаза и ярко-рыжие, коротко остриженные волосы, напоминающие щетину домашней метелки, — на такую красотку вряд ли клюнул бы даже невольник, выкупленный на средства фонда Либерты. А женщина в самом деле как будто собиралась их очаровывать.
— Кто-нибудь из вас курит? — спросила она.
И прищурилась. Глаза у нее, пожалуй, были ничего. И Лапит, и Квинт достали тут же по упаковке табачных палочек. Женщина поколебалась и вытащила одну из пачки Лапита.
— В таверне «Плясуны», — сказала она. Водитель тем временем уже бегом возвращался к машине.
— И огоньку, пожалуйста, — сказала она громко. Квинт щелкнул зажигалкой.
— Зачем ты их позвала? — рассерженно спросил водитель.
— Забыла табак в лаборатории. — При этом она из-под полуприкрытых век бросила мгновенный взгляд на Квинта, будто обожгла. — А ты не куришь… — добавила женщина с упреком.
Водитель ей не ответил. Машина рванулась, обдав стоящих репортеров горячим воздухом и бензиновым смрадом.
— Мы пойдем вместе, — сказал Лапит.
— Ладно. Может, я и разрешу тебе посидеть подле, — отвечал Квинт, скаля белые зубы.
У Лапита зубы были тоже белы, но, увы, вставные.
«Несомненно, это парень фрументарий, — подумал Лапит. — Но на кого он работает?»
Таверна «Плясуны» располагалась недалеко от амфитеатра. В окна был виден его облицованный мрамором закругленный бок. Здесь всегда было много народу. Лапит и Квинт с трудом отыскали места возле перегородки. Им подали суп в глиняных горшочках прямо с огня и кувшин неразбавленного кислого вина. За соседним столом двое мостильщиков улиц обсуждали последние новости.
— Сколько живу, а не припомню, чтобы кого-то из императорской семьи обвиняли в подобных штучках…
— Вранье, Марция сама все придумала… — поддакнул второй, широкоплечий здоровяк с короткой шеей и взъерошенными черными волосами. — И зачем такой парень, как Элий, спутался с этой шлюхой?
— Потому что шлюха, — отвечал первый. Квинт хлебнул вина и, прищурившись, поглядел на мостильщиков. Они уже закончили трапезу и, оставив рядом с мисками пару сестерциев, направились к выходу. В этот момент явилась она. Прежде, в машине, когда можно было разглядеть лишь лицо, она показалась обоим «репортерам» безобразной. Теперь же, пока она шла к их столику, они разом причмокнули губами и не сговариваясь воскликнули:
«Богиня!» На женщине была черная узкая туника выше колен. И этот простой наряд подчеркивал ее тонкую талию, высокую грудь и длинные ноги. У нее была фигура фотомодели. Женщина села на свободный стул и сразу заговорила:
