В каюте, на нашем с Ри ложе, было пусто, только смятый синтетический покров говорил о том, что тут недавно кто-то спал. Я прошёл в душевую, и здесь застыл соляным столбом. Тугие строи воды обрушивались вниз, били с боков под косым углом, ударяясь в раскрытое для них женское тело. Валькирия стояла, чуть расставив ноги, немного разведя в стороны руки, выгнув вперёд грудь — чтобы струи живительной влаги могли проникнуть в самые сокровенные места стройного тела. На груди, на плоском немного бугристом от развитых мышц животе, на покатых бёдрах проступали капельки воды. Они блестели в мягком корабельном свете, подобно драгоценным камням украшая и без того совершенное женское тело.
Огромного труда мне стоило не наброситься на валькирию прямо со входа. В такие моменты возможная агрессивная реакция женщины даже не оценивалась — только после удара по морде осознаю всю глубину собственного заблуждения. Однако я сдержался. Вместо прыжка, просто подошёл к ней, обхватил ладонью чашечку груди, приник к ней поцелуем, потом дошёл до живота, и, чуть присев, стал спускаться ещё ниже. Только тогда посмотрел на валькирию и поймал её смеющийся взгляд.
— А я всё думала, бросишься или нет.
— И к чему склонялась? — мой голос отдавал хрипотцой.
— Для тебя так встала, чтобы мог оценить, что за девчонка тебе досталась. Думала, бросишься. Ошиблась. Что ж… так даже интересней… Давай, не стесняйся, двигайся дальше.
И я окончательно встал на колени, а когда прикоснулся губами к её лону, женщина положила руки на мою голову. Одной ладонью спереди взъерошила волосы, зарылась в них, а вторую положила сверху на затылок. Я почувствовал, как по затылку, шее, лопаткам поползли её коготки, и моя голова вмиг оказалась в своеобразной клетке. А после первого спазма кошка включила имплант. Дальше мы кончали синхронно, и как она этого добивалась, мне было непонятно. Я больше вообще ничего не понимал, но это, наверное, было правильно. Главное — делал.
Пришёл в себя рывком, и сразу навалилась приятная тяжесть женского тела. Валькирия словно специально дождалась, пока я приду в себя, и теперь поднялась, выпрямилась, заняла излюбленную позицию этих потрясающих созданий генной инженерии. На мой живот упал водопад её белоснежных, невероятных по расцветке и шелковистости волос, в глаза впился неотрывный взгляд чёрных, почти без радужек, глаз. Она смотрела выжидающе, озорно, свежо.
— Ну что, мечник, отошёл? А я уж думала, переборщила. Когти, определённо, были лишними, ты на них как-то странно реагируешь. С чего бы это? Ну, давай, рассказывай, как проходил своё посвящение.
— Ты права, валькирия. Меня посвящали без импланта. На татами. Кто побеждал — тот ночью имел меня, кого побеждал я — мог иметь, как пожелаю. Такие были условия. А без импланта девочки воспринимали всё, как привычную им игру. С когтями. Да и моя Ри… Приучили меня валькирии к когтям, как источнику удовольствия.
— Вот уж неправильная привычка! Ими и покалечить могут. Или рубцов тебе мало, чтобы понять?
— Плевать на рубцы. Но я понял. Когда тебя вытаскивали, Валери покрошила разведку когтями. Признаюсь, я только тогда уяснил, какое это жуткое оружие в ваших руках. До сих пор картина перед глазами стоит.
— Да ладно, нежный какой, — муркнула девочка, демонстративно проводя коготком по напряжённой жилке на моей шее. — Вот мечницы своими полями работают — там да, такая жуть… Ты что, никогда не пускал импульс в броню? Что там потом остаётся?
— Каша. Иногда она разлетается в стороны, если переборщить.
— И после этого ты боишься каких-то когтей? Я ведь не боюсь твоих полей, которыми, вообще-то, фрегаты сбивают! Со всеми находящимися на борту людьми!
— Да нет, не то чтобы боюсь… Просто осадок остался. Мне как-то приятней осознавать, что ваши коготочки больше для любви, чем для жестокого убийства… Ты, кстати, как? Оправилась?
— Да что со мной будет… В этом… инструменте страшна даже не зависимость. Её можно снять. Куда страшней то, что для меня это могло остаться самым сильным ощущением, и именно его я бы постоянно испытывала на вибраторах. Они ведь вытаскивают из сознания самые острые моменты. Теперь, благодаря тебе, буду вспоминать твои руки. И должна признать, это гораздо, ГОРАЗДО приятней! Пошли, что ли, перекусим? Я голодная, как кошка после случки!
