Меч Республики - страница 209

Шрифт
Интервал

стр.

— Вам ещё и ночь такая же предстоит — судя по той красавице, что никак не хотела отпускать из корабельного сердца, — без тени насмешки, с открытой улыбкой на устах, заметил Гиннес.

И вот ведь как бывает — только вспомнили о Валери, а она тут как тут. Вошла, осмотрелась, словно выбирая себе жертву, и гибкой пружинистой походкой прошлась до моего кресла. Зыркнула через плечо на Гиннеса, а потом одним изящным движением уселась ко мне на колени. Прижалась сильно-сильно, растеклась буквально по всему торсу, в довершение разбросав туда, куда не достало её тело, свои шикарные непослушные волосы. Дождалась, пока я её покрепче обниму, и только затем заговорила, обращаясь, правда, не ко мне, а к моему собеседнику.

— Господин советник уже уходит. Слишком тяжёлый день сегодня выдался. Я ведь права? — и такой взгляд подарила мужчине, что ему оставалось лишь подскочить и раскланяться.

— Да, госпожа О`Стирх, вы совершенно правы. Даже сложно подсчитать, сколько раз меня за сегодня должны были убить… Спасибо за компанию, Леон. И за вино. Оно великолепно, как и вы, миледи, — с этими словами Гиннес направился к двери.

— Энни, подождите, я сейчас приглашу офицера, он вас проводит.

— Благодарю, не хочу смущать очаровательную валькирию. Подожду за дверью.

Едва я погасил голограмму, Ри на мне демонстративно зашевелилась.

— Если хочешь что-то сказать, говори.

— Нет, кошка, это твои охотничьи угодья, и Гиннес… тебе тут не конкурент, — прозвучало довольно неоднозначно, но девочка осталась довольна моим ответом.

— Тогда давай продолжим наш разговор.

— Какой разговор? — теперь уже я недовольно заёрзал, прекрасно понимая, о чём она.

— Мы остановились на непорочных девах, — серьёзно глядя мне в глаза, припечатала республиканка.

— Ри, признаю, ты поставила мне «мат». Мне просто нечего сказать. Что бы я ни говорил, всё будет детским лепетом, да ещё и сильно отдающим насмешкой или даже прямым оскорблением, — видя, что мои слова не находят отклика, торопливо продолжил. — Кошка, обычно я не играю с тобой в такие игры — знаю, что обречён на поражение. Ты же Высшая. Но та вылазка не прошла для меня даром. Обилие полей, ощущение риска на языке, поседевший за один перелёт пилот… Если задел — просто скажи, что я должен сделать. Люблю тебя, кошка!

Вот теперь девочка откликнулась, мои слова смогли дойти по назначению. Она внимательно вгляделась в мои глаза, словно эдакий детектор лжи, проверяя на искренность.

— Я республиканка, Кошак. И ты должен знать, что именно я от тебя хочу. Всегда. Ну а раз ты сболтнул лишнего, думаю, будет правильно заставить тебя немного поработать языком во благо. Как считаешь?

— Заставить? Да я готов тебя вылизывать с головы до ног, кошка, — вздохнул я с облегчением. Раз не провоцирует, требуя довести недосказанную мысль до логического конца, значит, не всё ещё потеряно. — Но ты не сердишься?

— На что? Назвать непорочной девой республиканку, валькирию, Высшую, которая только своих семерых мужиков прошла… Это что угодно, но только не оскорбление. Возможно, насмешка… И ею ты запросто мог бы меня обидеть. Но я тебя слишком сильно люблю, чтобы обижаться по мелочи. Особенно после того, как ты залижешь мою сердечную рану… Ты, кстати, давай уже, не томи, начинай.

И я начал. Встал, ссаживая с колен эту рыжую кошку, усадил её в опустевшее кресло, приник губами к мочке уха, потом на очереди была шейка, потом грудь, к которой я получил доступ, предварительно расстегнув застёжку комбинезона. На этом месте Валери реально зашипела.

— Не там, Кошак. Всё не то. Ты гулял? Вино пил? Давай уже, начинай портить непорочную деву… Это ж надо было такое ляпнуть!

Ненасытная пасть революции

С советником мы договорились. Он действительно оказался из породы людей, кто ни при каких обстоятельствах не станет менять свой дом на сомнительную перспективу изгнания на чужбине. Во время боя, на нашем крейсере, да и до того — на своей яхте — Гиннес показал себя весьма мужественным человеком. Возможно, он и не был бойцом в классическом смысле слова, как им не был тот же пиратский Барон, но это не мешало ему отстаивать свои убеждения и спокойно относиться к факту близкой смерти. Он был не робкого десятка. А уж в своей собственной вотчине, в политической говорильне, мог дать фору любому воину.


стр.

Похожие книги