– Три года? – Берта просияла. – Ты самый лучший муж, какой только может быть на свете. Иди сюда, дай я тебя поцелую! – Она погладила свой выпирающий животик.
– Ну, и где же мой поцелуй? – Рассмеявшись, Курт притянул к себе жену и впился губами в ее губы.
Эллен вспомнила, что она видела в хижине у реки, и покраснела. Братья Курта заметили ее смущение и, ухмыляясь, начали подталкивать друг друга локтями.
– Кстати, Элан! – Курт огладил свою бороду, словно стирая поцелуй Берты. – Я разговаривал с кузнецом, ты должен подойти к нему. Он хочет посмотреть, что ты умеешь.
– Ой, Курт, спасибо! – Эллен обрадовалась, что ей не нужно стоять без дела, и бросилась бежать.
– Он сразу за воротами, справа у стены! – крикнул Курт ей вслед.
У Эллен душа ушла в пятки, когда она увидела кузнеца, – угрюмого мужчину с огромными, как лопаты, ладонями. Девочка была уверена, что, взглянув на ее хрупкую фигурку, тот сразу начнет смеяться, и ей захотелось уйти оттуда, но кузнец уже заметил ее и махнул рукой, приглашая подойти ближе.
– Ты тот парнишка, о котором мне говорил плотник, верно?
Грязные светлые волосы кузнеца торчали в разные стороны, а когда он почесал подбородок, Эллен заметила, что у него не хватает фаланги среднего пальца левой руки.
– Ты уже работал в кузнице?
– Да, мастер. – Эллен не решалась высказываться длиннее.
– Подмастерьем?
– Я только держал щипцы, мастер. У меня еще не хватает сил на то, чтобы ковать железо.
Эллен была уверена, что из-за правдивости она лишилась шансов получить работу, но кузнец только кивнул. Он взял железную заготовку и сунул ее в горн.
– Понятно, что сил не хватает, это я и так вижу. Но мы немного потренируемся, к тому же ты еще подрастешь. Сколько тебе лет?
– Думаю, двенадцать, – несмело ответила Эллен.
– Хороший возраст для начала обучения, – сказал кузнец. – Я хочу посмотреть, что ты уже умеешь. Когда железо разогреется настолько, насколько нужно, ты его вытащишь и выкуешь четырехгранный наконечник копья. – Он указал рукой на горн. – Кстати, меня зовут Ллевин. А еще меня называют Ирландцем. – Он рукавом отер пот, стекавший с висков на щеки.
– А меня зовут Элан. – Немного помолчав, девочка с любопытством спросила: – А я думала, все ирландцы рыжие, как я. Это правда?
Ллевин широко улыбнулся, и Эллен подумала, что когда он не хмурится, то выглядит очень симпатичным.
– Я привык работать в помещении, – виновато пробормотала Эллен, заметив по цвету железной заготовки, что она немного перегрелась.
Вынув заготовку из горна, она положила ее на наковальню. Осмонд просто сходил с ума, когда она плохо выковывала наконечники, поэтому она долго тренировалась, пока не научилась. Чтобы правильно выковать наконечник, нужно было поворачивать заготовку между ударами на четверть оборота, так, чтобы грани получились одинаковыми. Когда железо остыло, она опять сунула его в горн.
– Да, это ты делать умеешь, – удовлетворенно отметил кузнец. – Тебя ожидает тяжкий труд. Придется не только чистить инструменты и раздувать меха – ты будешь учиться кузнечному делу. Но за работу я буду платить тебе целых полтора пенни вдень. А вот о месте для сна тебе самому придется позаботиться.
Не помня себя от счастья, Эллен согласилась, а потом договорилась с Бертой, что будет платить ее семье полпенни в день за угол в их хижине и ужин. Как, оказывается, легко быть мальчишкой! Эллен с болью подумала об Осмонде. Тот наверняка гордился бы ею.
В течение первых недель у Эллен страшно болели мышцы. Иногда у нее настолько болели плечи, что она едва могла поднять молот. Она очень старалась не показывать, что ей больно, и храбро бралась за нелегкую работу. Ллевин, должно быть, считал, что такая работа слабого мальчонку лишь укрепит, и не щадил своего подмастерья. В первые месяцы ладони Эллен были покрыты волдырями, которые постоянно лопались и кровоточили. Иногда у нее слезы наворачивались на глаза, но Ллевин делал вид, что ничего не замечает. Полумертвая от усталости, Эллен возвращалась из кузницы, ощущая безнадежность и отчаяние. Она постоянно боялась, что не выдержит следующего дня. Иногда она настолько выматывалась, что не могла даже есть, а просто заползала на свой соломенный мешок и со слезами на глазах проваливалась в глубокий сон без сновидений.
