Когда поезд прибыл в Киев, в купе вошла Нина:
— Прощайте, господин подпоручик! Желаю вам скорейшего выздоровления! Да, хранит Вас Господь!
— Благодарю вас, Нина! Скажите, пожалуйста, вашу фамилию, — попросил он.
— Петрова, — ответила она, — а зачем вам?
— Я письмо вам напишу.
— Юноша, ну разве можно писать письма замужним женщинам?! Мой муж, полковник, на фронте, а я буду вести переписку с вами? Так не делается, юноша! Напишите лучше своей невесте! — довольно резко объяснила она.
В купе вошли санитары с носилками. Когда Орлова выносили из вагона, он в последний раз увидел её необыкновенные синие, самые красивые глаза на свете.
— А… а… а… а! Мыши… и… и! Летучие мыши! — вдруг истошно закричал Пахомов.
Орлов от неожиданности вздрогнул. Он быстро встал с кровати и бросился зажигать керосиновую лампу.
— Что, красные опять наступают? Где мой револьвер? — кричал спросонья Маковский, шаря рукой под подушкой.
— Филипп, что произошло? — спросил Орлов.
Смотрите, Павел Фёдорович! — Пахомов с ужасом тыкал пальцем в стенку.
— Что такое? Что такое? Воры забрались? — вбежал в комнату с лампой Месса.
— Нет, смотрите на стену, смотрите… — шептал Пахомов.
Хозяин дома поднёс лампу к стене.
— Да это летающие кукарачи! — облегченно вздохнул он. — А я думал, случилось чего…
Орлов и Маковский посмотрели на стену. На ней сидели десятка два крупных тараканов величиной с чайную ложку.
— Да-с, знатные тараканчики. И с крылышками! Никогда таких не видел! — с удивлением отметил Маковский.
— У страха глаза, что плошки, а не видят ни крошки, — произнёс Орлов.
— Вы-с, мой юный друг, доктора бы посетили, чтобы он вам-с порошок успокоительный для нервной системы выписал, — пожелал Маковский Пахомову и вновь улёгся спать.
— Посветите мне, пожалуйста, Павел Фёдорович! Я этих гадов сейчас выбью, — попросил Филипп Орлова и взял свой ботинок.
— Хорошо! Давай! — согласился Павел.
Через пятнадцать минут на стене остались только мокрые пятна. Орлов задул лампу и лёг.
В ноябре 1914 года в Киеве Павлу успешно прооперировали левую ногу. Потом он пять месяцев находился на лечении в Крыму. Здесь ему продолжали сниться синие глаза сестры милосердия Нины. Однажды Павел не выдержал и отправил ей короткое письмо. Ответа он не получил.
Несмотря на успешную операцию и хороший уход, Орлов стал слегка прихрамывать на левую ногу. Павлу, с трудом, удалось упросить старого полковника — председателя медицинской комиссии, чтобы его оставили в армии. Но на фронт Орлова всё равно не отправили, а определили командиром роты в запасной полк в Нижнем Новгороде.
Павел, как и во времена своего детства и юности, после службы стал частенько заходить в столярную мастерскую своего дяди. Пётр Максимович расширил своё дело. У него уже работали не десять человек, как раньше, а тридцать. Орлов становился за токарный станок и принимался вытачивать ножки для кресла или стола, с наслаждением вдыхая запах стружки.
Он часто ловил себя на мысли, что думал о Нине. Почти каждую ночь Павлу снились её бездонные синие глаза. Он вслух разговаривал с ней во сне… Это была мучительная пытка. Сколько она могла продолжаться?
Орлов послал Нине открытку — поздравление с Рождеством. Он и не надеялся на ответ. Но случилось чудо! В середине января от Нины пришло письмо. Она писала, что год назад погиб её муж, а вскоре после этого, скоропостижно скончалась её мама. Нина была вынуждена оставить свою добровольную работу в госпитале и сейчас находилась одна в своей петроградской квартире. В последних строках письма она призналась, что будет очень рада увидеть Павла, если он, разумеется, этого хочет.
— Если я хочу? — воскликнул Орлов, прочитав письмо. — Я ещё как хочу!
На следующий день Павел выхлопотал себе отпуск и поехал в Петроград.
Здесь на Николаевском вокзале он, не торгуясь, взял лихача.
— Давай, родимый, гони на Большой проспект 69 «а»! Быстро гони!
— Не извольте беспокоиться ваше благородие, сделаем! — ответил извозчик, одетый в тулуп и волчью шапку.
— Да, братец, заверни меня туда, где можно купить самых лучших свежих цветов!
— Сделаем, ваше благородие! Не извольте беспокоиться! Пошла! Эх, пошла, Красавка! — крикнул извозчик, и лёгкие сани помчались по рыхлому серому снегу.
