– Почему человек такая беспокойная и нервная тварь? Дьявол, что ли, у него за спиной?
Робин Лебосан очень обрадовался, найдя морскую раковину, подарок матери, она была за книгами, он ее больше десяти лет не видел, приложишь к уху, и слышно шум моря, слышатся также отрывки из мазурки слепого Гауденсио, тот почти никогда не хочет играть ее, запрещенная мазурка, если не запрещенная, то вроде этого.
– Сыграем еще партию?
– Как хочешь.
Робин Лебосан уже некоторое время плохо спит, иногда просыпается в два-три утра и долго не засыпает, подчас видит рассвет.
– Почему не выпьешь чашку липового чая перед сном?
– Да, что-то надо делать, хуже нет бессонницы. Робин Лебосан, просыпаясь ночью, зажигает керосиновую лампу, электрический свет кажется чахоточным и бессильным, ничего не дает, Робин Лебосан читает написанное, исправляет неблагозвучия, повторения, неясные и неточные слова, меняет какие-нибудь знаки, здесь запятая лучше двоеточия, там не подходят скобки и так далее. Робин Лебосан думает, что все идет уже под гору, писать все равно что жить, внезапно останавливаешься, чувствуешь толчок, от которого вот-вот сердце выскочит, ты гибнешь, жизнь уходит через глаза, через рот, через рот тоже, все истории кончаются в одной точке, там, где выродок уже убит, вспомни еще раз Эдгара По, наши мысли бессильны и вялы, наши воспоминания – вялы и неверны, хорошо бы жить без мыслей и без воспоминаний, но не могу, быть бы как розы и жимолость, у которых только ощущения; возможно, и у крошечных, слабых зверьков, улиток, стрекоз, душа пуста и безутешна, как у роз и жимолости.
– Спишь?
– Нет, дремлю только.
Дядя Клаудио велел донье Архентине Видуэйре, вдове Сомосы, молчать, потом обратился к своему шурину Кривому Вагамьяну (этого обычно не величают доном) и сказал:
– Представляешь средневекового короля, которого собственный шут убил при всем дворе, когда праздновали годовщину какой-то победы? Именно так случилось с Дино V, герцогом Беттега, у которого были парик, стеклянный глаз, железная рука и деревянная нога. Его семь сыновей, забив шута палками и четвертовав, чтобы коршунам было удобнее, смеялись до упаду и ознаменовали свое желанное сиротство тем, что покрыли всех монашек обители, всех, ни одной не пропустили; «Хроника Аристида Прокаженного» рассказывает об этом, дает имена и целую россыпь деталей, я бы не смог запомнить всех приключений этой семьи.
Сеньорита Рамона не верит историям дяди Клаудио.
– По-моему, он шут, половина его рассказов – выдумки.
Дядя Клето приходит навестить сеньориту Рамону, он кажется капризным и разбитым, как никогда, ходит зигзагами, чтобы не наступить на кресты и линии плиток, дядя Клето поет «Мадлон», заключая каждый куплет, пукает; дядя Клето смеется, морщит нос и вращает глазами, становясь похожим на китайца, дядя Клето грязнее и чище, чем когда-либо, непонятно, но это так, лицо у него озабоченное, дядя Клето предан гигиене и очень бережется, все знают, наводит чистоту и профилактику, тратит много спирта на дезинфекцию, но в то же время живет в дерьме, никогда не меняет белье, когда разлезется от грязи и ветхости, выбрасывает. Этот визит дяди Клето к сеньорите Рамоне был уже давно, вскоре после начала войны, когда умерла тетя Хесуса.
– Мончина, момент ужасный, и на нас свалились огромные проблемы, которые надо решать, – где похоронить Хесусу? Все наши уже в гробницах, каждый в своей, в пантеон иголки не просунешь, не так плохо, что я оставил бедную Лоурдес в Париже! Представляешь, что бы мы делали, если бы бедняжка Лоурдес не осталась в Париже? Вторая проблема – я уже говорил, везде проблемы, – как выносить тело Хесусы? Эмилита хочет через парадные комнаты, ты знаешь, какая она, Эмилита, всегда один ветер в голове, в этом случае придется все чистить, потому что невероятно грязно, противно думать, но лет пятнадцать уже никто туда не входил, не мыли ни стен, ни полов, ничего, по мебели бегают крысы и сороконожки, за картинами уютно сидят мокрицы, в сырости за картинами, в Альбароне очень сыро.
– Никому нельзя поручить?
– Можно, можно, конечно, я этим займусь, скажу, и придет человек, вытащит все из вестибюля, ящики, бумаги, самое громоздкое, все нужно сжечь, потом придешь ты и посмотришь.
