— Мать, что это? Ровно к нам кто на автомобиле подъехал? Слышь, гудит, и кто-то идет.
— Слышу, отец.
— Ну-ка, выйди.
Навстречу Марии Петровне вошел незнакомый человек в очках.
— Коренистов Матвей Ипатович здесь живет? — спросил он.
— Здесь.
— Вот это вам,— подавая бумажку, проговорил очкастый человек.
Коренистов взял бумажку, повертел ее в дрожащих руках и тревожно, смотря на незнакомца, проговорил:
— Малограмотный я. Вы уж расскажите, насчет чего тут прописано.
— Товарищ Стахов — начальник политотдела — приглашает вас в клуб на вечер знатных людей и послал за вами автомобиль.
— Знатных людей? — испуганно йроизнес Коренистов.— Это как же так? Да я... да я сроду не бывал в клубе-то, да... да как я там. Нет, уж вы скажите ему, что спасибо, мол, а он не пойдет... Что я там? Не у шубы рукав буду.
— Нет, он очень просил.
— Очень просил?.. Мать, как же так... а? Да ведь мы сроду среди знатных людей не бывали. Да тут ни ступить, ни молвить не сумеешь.
— Ну что же, отец, раз тебя приглашают, надо отдать честь, а то ведь пообидятся.
— Не знаю, право... Вот беда-то. Хм. Так это как же так? Товарищ...
— Никакой беды нет. Давайте собирайтесь.
— Ну так что, мать, давай мне штаны, рубаху. Ту, новую-то. Сапоги-то ровно у меня не чищены.
— Но вас приглашают не одного, Матвей Ипатович,— предупредил незнакомец.
— А еще кого?
— Вы уж с женой.
— С женой?! Чтой-то, матка свет! — всплеснув руками, воскликнула Мария Петровна,— Пусть уж он едет, а я... куда я? Нет.
— Нет, нет. Пожалуйста, не отказывайтесь.
— Ну так что же, мать, давай поедем, мне хоть веселее будет.
Собирались недолго, но тщательно. Матвей надел самый лучший костюм, достал банку старинной помады, помазал голову. Так он одевался прежде только в большие праздники.
Они молча, боязливо вошли в автомобиль. Матвей сел и неожиданно провалился в мягком пружинном сиденье. Человек в очках сел к шоферу. Автомобиль затарахтел, дернул и плавно покатился.
— Отец,— толкнув под бок Матвея, прошептала жена.
— Чего?..
— Гляди-ка, едем-то мы как, а?
— Молчи!
Но Мария Петровна не унималась.
— И мы тоже будто знатные люди едем... Прежде ведь в таких-то экипажах кто ездил, отец? Смотри-ка, а?
Коренистов молчал. Он испытывал страх, гордость и радость в одно и то же время.
Замелькали огни Узловой. Автомобиль бесшумно и бойко подъехал к двухэтажному зданию клуба, залитому электрическим светом. На крыльце его встретил Стахов. Он, улыбаясь все той же ласковой улыбкой, протянул Коренистову руку.
— Вот молодец, Матвей Ипатыч, приехал! Заходи давай... Раздевайтесь.
Стахов снял шубу с Марии Петровны, а она, смущенно краснея, лепетала:
— Ой, да вы уж не ухаживайте за мной, за старухой.
Торопливо входили люди. Откуда-то издали доносилась музыка.
На лестнице они встретились с Игнатьевыми. Стеша бросилась к отцу.
— Здравствуй, тятенька!
Матвей обнял дочь, голос его дрогнул. Он тихо лепетал:
— Здравствуй, доченька, здравствуй, милая...— на глазах Матвея выступили слезы. Он с трудом выговаривал: — Ты... прости меня, дурака старого. Эх, ты, родная моя.
Коренистов нежно поцеловал Стешу и спросил:
— А Саша-то здесь?
— Вот он стоит.
Матвей обнял зятя, слезы выступили на его глазах.
— Ну, папка, чего ты это размяк-то? — проговорил Игнатьев, улыбаясь, хотя и у самого в груди стало тесно.
— Не могу. Эх... милые мои!..
Коренистова ошеломило многолюдье. Ошеломило и убранство комнат, залитых электрическим светом. Везде были цветы, гирлянды. К Матвею подошла молодая девушка с огромным букетом живых цветов. Она ласково посмотрела в глаза и, улыбаясь, проговорила:
— Разрешите, дедушка, приколоть вам цветочек?
— Цветочек?.. Ну, приколи, милая,— смущенно ответил Коренистов.
Девушка выдернула из букета большую пунцовую розу, деловито прицепила ее к лацкану пиджака.
— Спасибо, милая,— проговорил Коренистов, осторожно трогая цветок. Он сроду не носил на груди цветов, и ему казалось, что на него вдруг все стали смотреть.
— Вот посмотри наш клуб,— говорил Игнатьев, держа Коренистова под руку и шагая рядом с ним.— Как, не плохо ведь, а?
Матвею было не по себе. Его давил стыд. Он избегал смотреть в глаза Игнатьеву. Игнатьев почувствовал это и весело проговорил:
