ГЛАВА 3. ПЯТЬ МИНУТ ТРАВЛИ ДЛЯ СПЛОЧЕНИЯ КОЛЛЕКТИВА
Мост лейтенанта Шмидта последний на Неве. Он несет на выпуклой груди бесконечный пунктир автомашин и трамваев.
Аркашке Гасилову всегда казалось, будто мост стоит между городом и океаном и красуется чугунной решеткой с хвостатыми морскими конями. Только египетские сфинксы у Академии художеств видят, как шесть мостовых быков могучей эскадрой режут волну. Быки движутся навстречу реке строем фронта, и за кормой гранитных кораблей бурлят и пенятся параллельные кильватерные струи.
— Верно, похоже, — согласился Димка, когда Аркашка Гасилов поделился с товарищами своим открытием.
Гасилов посмотрел на Димку с благодарностью. А Тырва только хмыкнул и ничего не сказал. Тырва вообще высказывался в самых необходимых случаях. Но Аркашке показалось, что хмыкнул он одобрительно, и, решив, что смеяться никто не будет, попросил прочитать предупреждение, написанное масляной краской на каменных отвесах набережных.
Многометровые буквы издавна примелькались горожанам.
«Якорей не бросать!»
Аркаша почти верил, что это специальный лозунг для моряков, чтобы корабли не стояли долго в портах, а поскорее отправлялись в плавание.
— Посмотри лучше на крейсер, — не согласился Майдан. — Видишь цепи? Стоит себе на якоре, и на твой лозунг ему плевать.
— Положим, не на якоре, а на бочках, — уточнил Раймонд.
— А бочки так плавают? — настаивал Димка. — Все равно на якорях. Зачем ты, Аркашка, выдумываешь глупости?
— Глупости? — Гасилов даже задохнулся от возмущения. Ему было непонятно, зачем Димке понадобилась спецшкола и вообще море, если он ничего этого не видит?
Каждый день после строевых занятий ребята отправлялись к Неве. Только Мымрин сразу уезжал домой. Он решил доказать Михаилу Тихоновичу, что «плохо» — отметка не для него, и превратился в зубрилку.
Нева плескалась у ног, распространяя пряный запах прелых водорослей. С верфей доносился стук пневматических молотков. А фарватер реки плавно поворачивал, и взгляд путался в поросли портальных кранов на обоих сомкнутых берегах.
Толчея деловитых буксиров как будто раздвигала перед Аркашкой водную гладь, откуда начинался путь в заморские страны.
«Неужели Димка ничего не видит?» — поражался Гасилов. Ему очень захотелось раскрыть глаза одноклассникам. Для этого существовал только один способ. Стихи. Замечательные морские стихи, которые, кроме Аркашки, наверняка никто не знал:
Слабый ищет покой, сильный — жизни большой,
Солнце — волн в золотом янтаре,
Парус — ветер прямой, сердце — зыби шальной,
Корабли — свободных морей!
Гасилов читал с выражением. Но ребята стихов не оценили.
— Сам сочинил? — ревниво осведомился Бархатов.
— Нет, — честно признался Гасилов. — Если бы я так мог! Это стихи Бориса Смоленского. Он научил меня вязать морские узлы и сам учится на штурмана дальнего плавания.
«Пожалуй, не врет, — успокоился Бархатов, снисходительно оглядев щуплого Аркашку. — Такое мог написать только бывалый человек. А этот?.. Даже ругаться не может. Скажет слово и сам покраснеет».
— Девчонкам должно понравиться, — сказал Бархатов. — Перепиши их на бумажку для Жанны.
— Какой Жанне? — удивился Раймонд.
— Его сестре, — кивнул Лека на Антона Донченко. — Помнишь, которая еще хотела в спецшколу пролезть?
— Вы знакомы?
— Вместе жили на даче, — подтвердил Бархатов и засмеялся. — Не завидую я Антону. Не сестра, а черт в юбке.
— Ну ее, — Донченко махнул рукой. — Летом всегда за нами увязывалась, как банный лист.
— Аркадий, а что такое «шальная зыбь»? — перевел разговор Майдан.
— Когда море после шторма, — объяснил Гасилов.
— Вот и врешь, — вмешался Раймонд. — Это называется «мертвая зыбь».
Гасилов смутился. Димка смотрел на него с осуждением. Но оказалось, что даже начитанный Антон ничего не слыхал о такой зыби.
— Если уж читаешь стихи, — посоветовал Лека Бархатов, — надо знать, что говоришь.
Потом Лека, между прочим, сообщил, что у его отца дома лежит именной револьвер «наган».
— За ликвидацию басмачества как класса, — небрежно пояснил Бархатов. — И еще есть новенький пистолет системы «ТТ». Кому интересно, могу показать.
