— Глупый итальяшка, что с тебя взять? — отвечал Джиари.
— Нет, так не пойдет! Как ты с ним разговариваешь? — Элиа угрожающе пошел на Джиари; бросая на него косые взгляды, поднял к груди правую руку.
Тот, подняв обе руки, отодвинулся назад.
— Мне не нравится, когда моего друга называют глупым итальяшкой, — сурово предупредил Элиа.
— Ну-ка, отвали, — заорал Джиари, — покуда я не разбил тебе башку!
Подбежал обеспокоенный Мизинчик.
— Послушайте, ребята, — визгливым голосом увещевал он их, — вы что, хотите, чтобы у меня отобрали лицензию?!
— Мы все здесь друзья! — объявил Паланджио. — Ну-ка, пожмите друг другу руки! Все пожмите друг другу руки! Каждому по стаканчику! Я всех угощаю!
Элиа вернулся на свое место, рядом с Паланджио.
— Извини, если я невольно нарушил здесь порядок. Но кое-кто не умеет говорить как настоящий джентльмен.
— Всем по стаканчику! — стоял на своем Паланджио.
Элиа вытащил из кармана три однодолларовые бумажки и положил на стойку.
— Ну-ка, пусти по кругу всю бутылку! От Элиа Пинскера!
— Спрячь свои деньги, Элиа! — потребовал Джиари, в приступе гнева сдвигая свою кепку то в одну, то в другую сторону. — Кого ты здесь из себя строишь? Уолтера Крайслера, что ли?
— Сегодня угощаю всех я! — оставался непреклонным Элиа. — Когда-то я ставил выпивку сразу двадцати пяти друзьям. Запросто, весело смеясь! А после пускал по кругу коробку с сигарами. Ну-ка, Мизинчик, пускай по кругу бутылку, — что тебе сказали?
Виски потекло рекой.
— Мы с Элиа — растратчики самого высокого класса! — похвастал Паланджио.
— За вами нужно следить как за детьми. Учредить государственную опеку! — кипятился Джиари.
— Человек должен время от времени расслабляться! — опроверг его Элиа. — Где эта чертова бутылка?
— Как хорошо-о! — повторял разомлевший Паланджио. — Как хорошо-о!
— Все как в старые добрые денечки! — вторил ему Элиа.
— До чего же домой идти не хочется! — вздохнул Паланджио. — У меня даже радио нет.
— Мизинчик! — крикнул Элиа. — Ну-ка, включи радио для Анджело Паланджио!
— Я живу в одной комнате, — жаловался Паланджио, — а размером она, пожалуй, с сортир.
По радио передавали музыку: мягкий, красивый, богатый тончайшими оттенками мужской голос пел: «Я женился на сущем ангеле…»
— Когда я вернусь домой, — вдруг вспомнил Элиа, — Энн зарежет и изжарит на ужин еще одного моего чистокровного голубка. Это стерва, а не жена! После ужина мне предстоит еще часиков пять погонять по городу тачку, а когда вернусь поздно вечером, так она еще будет орать до полуночи. А утром, как встану, придется снова садиться за руль. — Он налил себе еще. — Разве это жизнь? Собачья — одно слово!
— У нас в Италии, — подхватил Паланджио, — даже ослы так тяжело не трудятся, как мы.
— У вас мозги как у этих ослов, — заорал Джиари, — а то вы уже давно организовались бы в союз!
— Стать бы администратором, сидеть за большим столом… — Элиа поставил оба локтя на стойку и обхватил громадными, шишковатыми ладонями подбородок. — Да где-нибудь подальше от Браунсвилля. И чтоб у меня было две тысячи голубей… Где-нибудь в Калифорнии. И еще бы быть холостяком… Эй, Джиари, ты не мог бы мне это организовать? Слышь, Джиари?
— Ты работяга, — ответил Джиари, — и всю жизнь будешь работягой, понял?
— Джиари, ты красный подлец! — огрызнулся Элиа.
— А я, выходит, всю свою жизнь буду гонять взад и вперед по Бруклину свою тачку, по пятнадцать-шестнадцать часов в день ежедневно, платить компании деньги, а потом идти домой спать в комнате не больше сортира! И без радио! Боже мой!
— Ну, мы жертвы так сложившихся обстоятельств, — пытался успокоить его Элиа.
— Всю жизнь, — кричал Паланджио, — быть прикованным цепью к этой проклятой тачке!
Элиа грохнул кулаком по стойке.
— К черту, Паланджио, к черту! — заревел он. — Ну-ка, забирайся в свою тележку!
— Ты что это задумал? — Паланджио ничего не понимал.
— Мы им покажем! — гремел Элиа. — Мы им покажем, кто такие таксисты! Мы покажем этой сучьей компании! Ну-ка, садись в свою машину, Анджело! Я поеду в своей. Сейчас устроим настоящий бой петухов!
— Эй вы, пьяные разгильдяи, — закричал Джиари, — не делайте этого!
