НЕБОЛЬШОЕ ПРЕДИСЛОВИЕ.
Найдя в рукописях моей подруги серию миниатюр под общим названием «Телефон», я вспомнила один из последних наших с нею разговоров, уже почти перед моим отъездом на юг. Я ее спросила тогда, пыталась ли она когда-нибудь еще найти Евгения. Она помолчала, а потом ответила, с видимой неохотой:
— Да. Несколько лет назад — буквально — и нашла его. Мне попалась на глаза реклама городской телефонной связи, где сообщалось о новых услугах: можно было найти, не выходя из дому, адрес человека по всей стране. У меня даже сердце екнуло. Прошло много лет, Евгений должен был быть, по моему разумению, состоятельным и солидным человеком и вести оседлый образ жизни, а значит, у него должен был быть постоянный адрес, а может быть, и телефон. И я позвонила в адресную службу.
Вы представляете, что я испытывала, записывая на каком-то конверте номер его московского телефона?! До сих пор я писала ему письма, которые не отправляла, а хранила дома в чемоданчике под кипой театральных программок. Теперь, может быть, мы сможем общаться — хотя бы разговаривать! И отпадет нужда в этих письмах, я смогу ему рассказать все, услышать его голос, письма можно будет уничтожить и не бояться, что Сережа их найдет, или, что еще хуже — дети.
У меня все внутри тряслось, пока я набирала номер. Слава богу, что это можно было сделать по автоматике: в том моем состоянии я не смогла бы разговаривать с диспетчером.
Ответили мне очень быстро — ребенок, наверное, внук. Я попросила к телефону Евгения, и вот в трубке зазвучал его голос, который я узнала бы из миллиона других голосов, даже во сне, даже перед смертью.
Я сказала, что нахожусь в некотором затруднении — мы были знакомы очень давно, может быть, он и не помнит меня…
— Ну? — нетерпеливо произнес он.
Я назвала себя.
— Ты меня помнишь? — спросила я его.
Он был ошарашен — это чувствовалось. Но и обрадован тоже. Меня охватило такое облегчение! Тревога улетучилась, сердце стало биться ровно, радость заполнила меня всю, я просто ликовала.
Мы проговорили не меньше часа. Он сказал, что все помнит, что очень рад моему звонку и обязательно позвонит мне в ближайшее время. Будем общаться. Приезжай в Москву. Я хочу тебя видеть. В первый момент он удивился, услыхав мое имя, но удивился радостно.
Боже, какое у меня было настроение в тот день и несколько последующих!
Позвонил ли он? Позвонил. Через три месяца, за три дня до моего дня рождения, не помня о нем — он смешался, когда я ему напомнила об этом. Я думаю, это было неспроста. У него в подкорке сидела дата моего рождения — видимо, это и заставило его неосознанно позвонить именно в близкий промежуток времени.
Мы опять проговорили почти час, он обещал позвонить — поздравить с Новым годом. Мне показалось, что у него были неприятности из-за моего звонка, и он вынужден звонить лишь в удобные моменты.
Нет, больше он не звонил, а я, не желая доставлять ему лишние хлопоты, тоже больше не звонила. Так это все и закончилось.
Я одного не могу понять, зачем он обещал звонить, делал вид, что рад мне, моему новому появлению в его жизни?
Не проще ли было сказать, что все забыто, что жизнь прошла, он сожалеет, но нельзя в одну и ту же реку вступить дважды? Мне было бы тяжело, но это было бы честно, и я бы перестала его ждать.
Я даже пыталась написать рассказ об этих телефонных переживаниях, но успеха в этом предприятии не достигла. Нет у меня слов, чтобы выразить всю обиду, которую он нанес мне этим последним поступком. Мы уже очень немолодые люди, пора о душе позаботиться, а он не погнушался взять на себя такой грех — обмануть в очередной раз и по такому пустому поводу, как телефонные разговоры раз в месяц!
Странным образом, но видно, эта его ложь оказалась последней каплей — я освободилась от него и впервые в жизни стала думать о нем без восторга. Я не рада этому освобождению: получается, что всю жизнь я потратила на никчемную любовь к никчемному человеку — это тяжело и больно сознавать в моем возрасте.
Ведь все могло быть иначе: мы с Сережей могли сойтись ближе и полюбить друг друга, дети могли занимать меня в большей степени, да и вся жизнь была бы окрашена ярче и звучала бы радостнее без страданий по мелкому и не слишком порядочному типу.