7708-ю отвели в грузовой ангар.
Когда все драконы собрались и выстроились кругом, мордами внутрь, в воздухе что-то неслышно звякнуло — это прозвучало слово силы. Небо окрасилось черным, а бетон под ногами — темно-темно-красным. Откуда-то из-за горизонта донеслось песнопение; поначалу тихое, оно постепенно становилось все громче и громче и наконец начало отдаваться в груди и животе Кейтлин. На бетонированной площадке перед ангаром показалась процессия облаченных в маски тилвит-тегов. Впереди, звякая курильницей, шагала кадильщица, за ней тянулось облако благовоний. Следом шла жрица, разбрызгивая направо и налево кровь из кропила. Потом — факельщики и барабанщики, а с ними хор кастратов, распевающих неестественно чистыми фальцетами. В конце процессии, насупившись под бременем собственной важности, топали духохирурги, нараспев тянувшие свои древние хоралы. В самом хвосте катился, монотонно гудя, приземистый технический фургон.
— Правда красиво? — тихо спросил Кролик.
— Да, — выдохнула Кейтлин.
Когда процессия приблизилась, к драконам подскочили техники и распахнули их грузовые отсеки. Души, одну за другой, передали прислужникам из тилвит-тегов, а те отнесли их хирургам, чтобы проверить на дефекты. Души походили на сотканные из света яйца. Два таких яйца признали неоперабельными и отложили для утилизации. Остальные завернули в хлопковую ткань и поместили в фургон.
— Что с ними будет? — спросила Кейтлин.
— Пересадят в тела подменышей, которые родились без собственной воли. Пока не повзрослеют, толку от них мало. Зато они невосприимчивы к холодному железу, так что почти все отправятся работать на фабрики.
Церемония продолжалась еще некоторое время, а потом драконы один за другим развернулись и зашагали (а 7708-я захромала) к своим ячейкам и техкомандам.
Среди гремлинов, обслуживавших 7708-ю, числилось двое ферье[13] для самой тонкой работы и один каменный великан, которого звали, когда требовалось поднимать тяжести; все остальные, низкорослые мускулистые здоровяки с огненными шевелюрами и бородами, были рыжими гномами, которые по природе своей маловосприимчивы к железной болезни. Главный техник Аурванг Друмлин[14] открыл кожух лапы и проворчал:
— Вы, летунья, когда садились, так у меня прям зубы заныли!
— А у меня заныло кой-чего помягче, Коротышка. — Кейтлин дождалась, когда гном проверит все элементы шасси, а потом спросила: — И сколько будете чинить?
Коротышка сунул руки в карманы и, вперив взор в небеса, втянул щеки.
— Ну… — начал он, с таким видом, будто ему не хотелось высказывать свое мнение перед старшим по званию. — Конечно, расследование устроят, но это чистая формальность. Семь тысяч семьсот восьмую допросят. Дознаватели покопаются у нее в кишках. Вас отстранят от полетов — на неделю, максимум две. Когда с этой ерундой будет покончено, поменяем на новый модуль. — Он посмотрел Кейтлин в глаза. — Не о чем волноваться, миледи. Если взяться за ремонт с утра пораньше, к полудню уже полетите.
— Как я рада это слышать. Вы, ребята, лучше всех.
— Ну, мы вроде как здесь именно за этим, — отозвался Коротышка.
Он не добавил: «Чтобы разгребать дерьмо за теми, кто вроде как нас главнее», но Кейтлин уловила это в его тоне. Под масками вежливой покорности гномы всегда оставались дерзкими грубиянами, самое большее, чего можно было от них ожидать, — правдоподобно сыгранного уважения. Типичные нестроевики.
Хотя именно Кейтлин, единственной на всей базе, доверили истинное имя 7708-й, она знала: техники считают, что дракон принадлежит им, а не ей. Как и все их племя, они не доверяли летчикам, которые брали их прекрасные машины, а потом из-за высокомерия или неосторожности ломали их, иногда непоправимо. Лишь очень немногих пилотов (и только своего дракона, никогда чужого) техники считали достойными железных чудовищ. И Кейтлин больше всего гордилась тем, что входит в этот весьма узкий круг.
На пути из ангара ее нагнали Эшлин и Изольда и зашагали с ней в ногу, одна справа, вторая слева.
— Под конец не подфартило тебе, — сказала Изольда. — А уж казалось, что все чики-пуки.
