— На воре шапка горит? — с сомнением произнес Алекс, едва заметно расслабляясь. — Думаешь, этот тип перепугается и сглупит?
— Именно, — Майкл был, несомненно, доволен. — Именно!
— Ну и сколько ты будешь ждать? А если он вообще не проявится?
— Ничего, — успокоительно сказал Майкл. — Пока что наоборот — не проявляется первая категория.
— Ну, это еще ни о чем не… — Алекс замолчал, словно его кто-то выключил.
Затем он снова включился, перешел в движение и начал медленно вставать из кресла — сантиметр за сантиметром, мышца за мышцей, распрямляясь и становясь в полный рост.
— Так вот ты о чем, — сказал он наконец, полностью встав. Его всегда приветливое лицо было теперь непривычно жестким.
Майкл пожал плечами.
— Я об этом с самого начала.
— Ты считаешь, это я испортил лодку?
— Это тебе виднее.
— Говори, раз уж начал.
— А что говорить? — удивился Майкл. — Я же не знаю, ты это сам или поручил кому.
— Поручил?
— Почему бы и нет? Вызвал Росса в бильярдную и поручил.
— Ах, Росса, — задумчиво сказал Алекс, оглядываясь. — В бильярдную…
— Или еще кого, — ответил Майкл, понимающе глядя на закрытую дверь за спиной Алекса. — Ты ведь убеждать умеешь.
Он сделал шаг в сторону и неторопливо взял со стойки поблескивающий лаком кий с черной рукояткой.
— Мало ли кому ты мог это поручить.
— Зря ты это, — сказал Алекс, следя за этими действиями. — Вроде умный…
Майкл ничего не ответил. Он молча стоял, держа кий, словно бейсбольную биту, и смотрел на Алекса с каким-то ироническим равнодушием. И это выражение на его лице было гораздо оскорбительнее, гораздо опаснее, чем все то, что он сказал. Алекс коротко улыбнулся и шагнул вперед. Будущие действия словно раскручивались перед глазами как немое кино. Жаль, что до такого дошло, но отпускать его теперь просто так нельзя. Слишком много знает и слишком нагло говорит. Он сейчас, конечно, не выдержит и махнет этой палкой, сам пугаясь этого движения и, скорее всего, целясь куда-нибудь в плечо. Ну, в крайнем случае, в голову. Палку эту нужно будет на излете перехватить, хорошенько дернуть, а дальше уже ясно. Главное — вовремя зажать ему этот нахальный рот. Потом парочка болевых — и всю строптивость как рукой снимет. Ты ведь никогда не пробовал настоящий болевой. Вот заодно и узнаешь, что это такое. Элементарный, короче, расклад. Но Майкл повел себя крайне странно. Вместо того чтобы махать кием, целясь в плечо, он вдруг сжал его, так что побелели костяшки, и резко ударил им о край стола. Кий с треском разлетелся пополам, и в руках у Майкла остался острый, словно пика, кусок. И этой короткой пикой он, ни на секунду не останавливаясь, наотмашь рубанул наискосок снизу вверх. Алекс едва успел отклониться — рассекающий воздух удар, несомненно, разорвал бы щеку. Светлый излом дерева, холодя кожу потревоженным воздухом, свистнул у него перед самыми глазами. А где-то там, далеко за мелькнувшим косым обломком на внезапно ставшем незнакомым побледневшем лице стояли темные пятна глаз.
— Прикоснешься — убью, — неожиданно ровным голосом произнес Майкл.
Он стоял, спокойно держа в опущенной руке обломок кия, и что-то в его голосе говорило, что он не преувеличивает. Он не угрожал и не пытался напугать. Он просто констатировал несложный факт. Бледность постепенно сползала с его лица. И было ясно, что хоть он на голову ниже Алекса, он действительно будет стараться убить. Не отбиться, не спастись, не повредить. Убить.
Алекс постоял еще секунду, глядя в эти спокойные, под стать голосу, глаза.
— Псих, — фыркнул он, наконец. — Вообразил себе неизвестно что. Нужно мне об тебя пачкаться.
Он развернулся и, очевидно, не опасаясь за свой тыл, двинулся к выходу.
— Стой, — властно произнес голос у него за спиной. Алекс на ходу качнул головой, как бы удивляясь подобной наглости. Повторно голос настиг его уже у выхода.
— Росс будет говорить.
Алекс медленно повернулся.
— И не только он, — добавил Майкл.
— Где говорить? Что говорить? — медленно спросил Алекс.
— Сам знаешь. Что и где.
Алекс нехорошо усмехнулся:
— Шантажируешь?
— Зачем же, — Майкл говорил так, как будто минуту назад в воздухе не шуршал несущийся обломок кия. — Шантажировать тебя буду не я. Мне от этого ни горячо, ни холодно. А говорить найдется кому.
