— Это лучшее из того, что я нашел у себя на тумбочке. Кроме этого там есть еще краткая всемирная история и сборник статей о процессах против корпораций. И телефонный справочник, разумеется.
— Странный вкус был у предыдущего жильца.
— Сомневаюсь, чтобы они от кого-то остались. Это для нас. Здесь случайностей не бывает.
Джоан вспомнила, что у нее на тумбочке тоже стояли какие-то книги, к которым она, впрочем, даже не притронулась. Нескольких толстых ярких журналов вполне хватало для вечернего чтения после трех часов в баре.
— И как, интересно?
— Любопытно.
— Никогда не читала. По-моему, книги, которым больше двухсот лет, вообще читать невозможно.
— Зря.
— Почему?
— Потому что ничего не изменилось. А мусор как раз двести лет не протягивает.
— Это я уже вчера слышала.
— И они были правы. Попади этот Ник в твою компанию, он бы у вас быстро стал главным. Да и у нас тоже.
Майкл поднял книгу, раскрыл ее наугад и нараспев прочел: «Об уме правителя первым делом судят по тому, каких людей он к себе приближает; если это люди преданные и способные, то можно всегда быть уверенным в его мудрости, ибо он умел распознать их способности и удержать их преданность».
Он опустил книгу и весело посмотрел на Джоан.
— А теперь вспомни, что ты думала о начальстве, когда оно в прошлый раз приблизило очередного тупицу. Или не приблизило тебя.
— Это лучше не вспоминать, — отмахнулась Джоан. «Слишком много болтаем, — недовольно подумала она. — И вообще не о том. Пора». Она заложила руки за голову и сладко потянулась.
— Интересно, что мы должны делать, почитав такие книги?
— Еще интереснее, что мы не должны делать.
— Ну, и как ты думаешь, — она медленно положила ногу на ногу, — есть что-то такое, что нам делать не следует?
Глаза Майкла скользнули вниз.
— Может, и есть, — сказал он после короткой паузы. — Например, мы не можем позволить себе терять время.
Наконец-то… Сразу бы так. А то макиавелли, шмакиавелли… Но теперь уже моя очередь тянуть. Джоан серьезно кивнула.
— Да, времени на ошибки нет. Осталось ведь всего два дня.
Она вдруг рассмеялась.
— Представляешь, какие интриги здесь крутятся? У тебя сейчас за стеной вполне может созревать заговор.
— За стеной никого нет. Ни за одной, ни за другой.
— Откуда ты знаешь?
— Оттуда же, откуда ты знаешь номер моей комнаты, — Майкл, не глядя, указал на дверь, на которой красовался список имен. — А заговоров здесь не бывает.
— Ты всем настолько доверяешь? — изумилась Джоан. Ей даже не потребовалось притворяться.
— Нет, конечно. Но здесь каждый сам за себя.
— И ты?
— И я, — кивнул Майкл. — И ты тоже.
— Вы, мужчины, ужасно любите все упрощать, — сверкнула жемчужной улыбкой Джоан. — Все у вас или черное, или белое. Друг или враг. Если не со мной, то против меня.
Она снова переложила ноги и немного потянула юбку вниз. Старый, но безотказный трюк сработал и в этот раз.
— Опять стереотипы? — поинтересовался Майкл, переводя глаза обратно на ее лицо. — У тебя что, не так?
— Не так, — Джоан встала. — Я могу быть против тебя. Но и с тобой.
Она обошла диван, рассматривая комнату, и наклонилась, опершись локтями на спинку. Теперь темные внимательные глаза оказались совсем близко.
— Надо уметь совмещать приятное с полезным. А иначе не будет ни того, ни другого. Понимаешь?
— Понимаю, — согласился Майкл. — А сейчас ты хочешь заниматься приятным или полезным?
— А это ты мне скажи, — и она качнулась навстречу этим глазам.
— По-моему, это было приятное, — задумчиво сообщил Майкл минуту спустя. — Впрочем, я не уверен. Надо бы повторить.
И они повторили.
— Ты был вчера просто великолепен, — сказала, отстраняясь, Джоан. — Эти правила — вообще гениальный ход.
— Садись, — сказал в ответ Майкл. — Вот так. Нет, ближе. Еще ближе…
— Отдышаться дай, — попросила Джоан через несколько минут. — Нельзя же так…
Она поправила волосы. Майкл смотрел на нее со странным выражением. Джоан почти физически ощущала, как его взгляд скользит по ее разрумянившемуся лицу, спускается ниже на плечи, перескакивает на струящийся шелк полурасстегнутой блузки. О чем он думает, понять было, как обычно, невозможно, но на какую-то долю мгновения ей показалось, что в глубине этих глаз промелькнуло сочувствие.
