— Ладно, не переживай, — успокоительно сказал Тодд. — Курс через две недели. А документы вы подписываете в следующий вторник. Так что успеешь. А потом поедешь, расслабишься. Это где-то в горах. На целых пять дней. Вернешься — расскажешь. Ну, так что?
— Похоже, тогда и думать нечего.
— Конечно, — согласился Тодд. — Я бы на твоем месте и о проекте не говорил.
Может, поэтому ты и не на моем месте, подумал Майкл. Впрочем, и я не на твоем. Пока.
— Вот тебе вся информация, — Тодд извлек из ящика благородной желтизны конверт. — Куда, когда, зачем и тому подобное. Там один документ надо подписать, что-то вроде стандартной бумаги о неразглашении. Будут вопросы — звони им напрямую. Им уже заплачено.
— То есть заранее было точно известно, что я поеду? — уточнил Майкл.
— Нет, — ответил Тодд, протягивая ему конверт. — Но было известно, что кто-то поедет. Сам же сказал — таких, как ты, у нас немало. А нужен только один.
Крис
— …Таким образом, очевидно, что предлагаемая реорганизация позволит уже через год сэкономить не менее двадцати процентов от нынешних затрат. И это притом, что за счет упрощения процесса производительность повысится почти вдвое. А теперь, — Крис блеснул неотразимой улыбкой, — я с радостью отвечу на ваши вопросы.
Артур Соммерс с удовольствием слушал выступление своего протеже. Речь гладкая, четкая и в то же время живая — как раз то, что нужно для того, чтобы эти старые перечницы согласились утвердить предложение. Он мысленно усмехнулся: кого он называет старыми перечницами? Некоторые из них моложе, чем он сам. Но он в свои пятьдесят семь понимает необходимость изменений, а они — нет, даже те из них, кому едва перевалило за сорок. А изменения нужны. Гигантский механизм еще работает, доходы, как и прежде, исправно раз в квартал радуют акционеров. Но на горизонте маячат новые технологии. Новые подходы. Новые способы. Новые, новые, новые… И если компания сейчас же, немедленно не перестанет почивать на лаврах, то через пять лет ее просто сметут, несмотря на многомиллионные прибыли. Сметут, как в свое время они смели других. Сметут, растопчут и пойдут дальше прямо по чавкающему месиву. Остановка на месте — это смерть. Отсроченная, но верная смерть.
И все же они этого не понимают. Не хотят понимать. Ведь изменения — это риск. Это уменьшенные доходы. Это отход от накатанной колеи. И все ради чего? Для того чтобы противостоять каким-то молокососам? Что с того, что за этими молокососами будущее? Сомневающихся слишком много. И сидят они слишком высоко. Десять лет назад он просто пришел бы к Филу и все объяснил. Фил бы понял. Он всегда все понимал, поэтому и смог поднять компанию в такие заоблачные выси. Но Фила уже восемь лет как нет в кресле президента. И два года как нет в живых. А в кресле сидит случайный человек, который умеет управлять, но который начисто лишен того, без чего нет настоящего лидера — истинной, животной способности чувствовать опасность задолго до ее появления. И хотя машина, отлаженная за много лет Филом, несется в пропасть, никто не хочет это понимать.
Но у искусного бойца всегда есть в запасе несколько уловок. Например, вот такая реорганизация. Небольшой масштаб, малый риск, большие дивиденды. И никакой связи со смутными опасениями. Ее вполне можно и утвердить. Почему бы и нет? Особенно если придумал ее такой напористый, обаятельный и уверенный в себе молодой человек.
Это позже станет ясно, что этот сравнительно небольшой проект наряду с тремя-четырьмя ему подобными — часть большого плана. Плана, который неукоснительно, неизбежно покажет, что без изменений им не выжить. Все, даже самые закоснелые из них, поймут, что надо действовать. И кто-то должен будет стать во главе этих грандиозных изменений. А кому же еще это под силу, как не тому, кто целых три года назад говорил об их необходимости. И тогда мы еще посмотрим, кому лучше подходит кресло президента. В конце концов, это определяет совет директоров, а мнение этой группы может и измениться. Если, разумеется, к этому правильно подойти. А для этого нужен Крис и такие, как он.
