— Будет, — заверил Федор.
Полицейский не нашелся, что сказать, и скользнул взглядом по столу. Зацепился им за стопку книг.
— Что читаете?
— Можете взглянуть.
Полицейский подтащил стопку к себе и стал брать книги одну за другой.
— «Обработка металлов резанием», — забормотал, читая названия. — «Стали и их свойства», «Станки и инструменты для обработки металла» … Для чего вам это, господин Кошкин? Если вы и так добрый мастеровой?
— Чтобы получить сто двадцать рублей. Вот приду я на завод, где меня не знают. Непременно захотят испытать. Спросит меня мастер: «Какую инструментальную сталь[37] нужно взять для резца по стали? А для чугуна? Какие обороты шпинделя нужно установить для этих материалов?» Не отвечу, скажут, что хреновый из меня токарь. Только и могу, что болты точить за тридцать рублей в месяц.
— Мудрено, — вздохнул полицейских. — Мне такого не запомнить. Из Москвы зачем уехали? Там заводов больше.
— Как и мастеровых. Все заводы обошел — денежные места заняты. Добрые люди подскажи: «Поезжай в Тулу. Там, на оружейном, знающих мастеровых ценят».
— Это так, — согласился Коновалов. — Мы хоть не столица, но к людям с пониманием. Но порядок у нас свой. Вот, примеру, заглянул к вам городовой. Паспорт сам принес, уважение оказал. Полагается отблагодарить.
— Сколько? — спросил Федор, догадавшись.
— За такое — рублик.
Федор встал, прошел к шкафу, достал из кармана пиджака портмоне и извлек из него светло-коричневую банкноту. Подойдя к столу, протянул ее городовому.
— Благодарствую, — сказал тот, пряча рубль в карман. — Если вдруг что по моей части, обращайтесь без стеснения. — И еще. По великим праздникам прихожу поздравлять жильцов. Тут уж меньше трешницы нельзя, потому как обида.
— А какие праздники у вас великие? — уточнил Федор.
— Как у всех, — пожал плечами полицейский. — Рождество, Пасха, Троица, Рождество Пресвятой Богородицы. Троица, кстати, скоро.
— Заходите, Никанор Кузьмич, — сказал Федор. — Не обижу.
— Доброго вам места, господин Кошкин! — кивнул полицейский и вышел.
— Вот же мент! — прозвучал в голове Федора голос Друга. — Даже здесь крышуют.
— А у вас не было? — спросил Федор, догадавшись о смысле непонятных слов.
— Если бы! — вздохнул Друг. — Только брали больше. Ладно, Федя, за учебу!
* * *
У заводоуправления стояли люди. Подойдя ближе, Черемисин окинул их наметанным взглядом. Поношенные пиджаки, а то и вовсе косоворотки, мятые штаны, заправленные в порыжевшие сапоги. Некоторые даже в опорках. Понятно.
— Работу ищите? — спросил, подойдя ближе.
— Да, — загомонили в толпе. — Возьмите, господин хороший! Явите милость.
Черемисин сморщился.
— Чернорабочие не нужны, — объявил громко. — Поденщики — тоже. Мастеровых недавно в отпуска отправили. Берем умеющих работать на нескольких станках. Таковые имеются?
Ответом стало молчание.
— Расходитесь! — махнул рукой Черемисин. — Не толпитесь у конторы.
— Завтра приходить? — спросил кто-то.
— Завтра будет тоже. Расходитесь.
Толпа недовольно заворчала и стала расползаться. Скоро пространство перед конторой опустело. Остался лишь один. Черемисин присмотрелся. Молодой мужчина, невысокий, коренастый. Одет коричневый костюм из чесучи, и такую же жилетку. Ее пересекала серебряная цепочка часов. Белая сорочка с отложным воротником, галстук-регат[38]. На голове — летняя фуражка с мягким околышем, на ногах — ботинки. Странная фигура. Чей-то служащий? Не похож. Приказчик? Вряд ли. Мастеровой? Они так не одеваются. Вместо жилеток носят широкие пояса, ботинкам предпочитают сапоги.
— Вы ко мне? — спросил Черемисин.
— Насчет места, — уточнил незнакомец. — Я мастеровой-многостаночник. Мастер на все руки.
— Следуй за мной! — бросил Черемисин и пошел к конторе.
В кабинете он предложил мастеровому сесть, сам устроился напротив за столом.
— Как зовут?
— Кошкин, Федор.
— Ко мне обращаться: господин инспектор. Специальность?
— Токарь, фрезеровщик, шлифовщик и так далее. Работаю на любых станках. Слесарное дело знаю. На все руки мастер, как изволили сказать.
Черемисин глянул на гостя с подозрением. Ишь, как пыжится! Явно врет — слишком молодой для таких заявлений.
