— Но здесь нет кода «Нибелунгов», — возразил Тони.
— Ну, в принципе, это не имеет никакого отношения к цели операции. Они сделали это из чрезмерного любопытства и послали куда-то, считая, что это может принести какую-то пользу. Пользу в их понимании этого слова.
— Ты упустил главное, — заметил Тони. Он прекратил приводить себя в порядок и теперь рылся в бумагах на столе Роджера. — Если здесь нет нашего кода, то этот документ не является особо секретным. Он не «Geheime Kommandosache». А это значит, что документ не проходил никакой проверки на подписи, знаки, связи с другими документами с точки зрения секретности. Он чистенький.
Литс не мог понять, что же так взбудоражило Тони.
— Большое дело, да тут и нет ничего такого секретного. Мы даже не знаем, идет ли здесь речь о наших двадцати пяти заключенных. Это могли быть двадцать пять человек из любого другого лагеря.
— Слушайте, — сказал Роджер, глядя на какую-то бумагу. — Здесь есть ярлык. Я раньше его не заметил. Это что-то вроде…
Литс взял бумажку и поднес ее к свету.
— Это ссылка на источник, вот и все, — сказал он. — Здесь сказано, что это взято из дела какого-то парня, какого-то парня из какого-то отдела Амт четыре-В-четыре. Какого-то парня, о котором я никогда не слышал. Господи, да ничего здесь нет, черт подери, я уже начал уставать от…
— Заткнись, — приказал Тони.
— Слушай, майор, это…
— Заткнись, — повторил Тони.
Он внимательно рассматривал ярлык. Затем он посмотрел на Литса, потом на Роджера и снова на Литса.
— Вспомни немецкий, капитан. Что по-немецки значит Eich?
— Чего?
— Это дуб. Дуб!
— Вспомните, — продолжил Тони, — про человека с дубом слышат не Шмуль, а кто-то другой, местечковый еврей, который говорил на идише. Он знал некоторые немецкие слова, обычные слова, но он был напуган и слушал невнимательно Он слышал «человек с дубом». Mann. И Eich. Это не имеет никакого отношения к Унтер-ден-Айхен, «улице под дубами». Мы ошиблись. Поспешили. Не стали приглядываться внимательней. Еврей был прав. Это был «человек дуба».
Литс посмотрел на имя.
— Вот он, твой чертов «человек дуба», — закончил Тони.
На ярлыке было написано: «Оригинал в деле: Амт IV-B-4. Оберштурмбанфюрер Айхманн».
— Репп?
Он не слышал, как она вошла.
— Репп? Ты где?
— Здесь, — слабым голосом ответил он. — Какого черта ты так долго?
Маргарита поднялась по лестнице и вошла в комнату. Сегодня на ней был нарядный синий костюм и шляпка с вуалью.
— Господи, — воскликнула она, — у тебя совсем больной вид. С тобой все в порядке?
— Все прекрасно.
— У тебя такой вид, словно ты столкнулся с привидением.
— Ничего, все в порядке.
— Хочешь чего-нибудь выпить? Бренди? У меня есть немного бренди.
— Нет, не надо. Прекрати, пожалуйста. Расскажи мне, что ты выяснила из того, о чем я тебя просил.
— У меня для тебя сюрприз.
— Маргарита. У меня болит голова. У меня нет времени на…
Она вынула непочатую пачку «Сибири».
— Сюрприз, — повторила она.
— Бога ради, где ты это достала?
— У мальчишки. Я ему улыбнулась. Он был настолько очарован, что отдал ее мне. Думаю, он был на Востоке.
Репп с жадностью открыл пачку и вынул одну папиросу. Бумага от времени начала желтеть, а закурив, он понял, насколько затхлой была пачка. И все равно — восхитительно.
— Между прочим, это французы, — сказала Маргарита.
— А? Я не понял, что…
— Это французы. Нас оккупировали французы. В американской форме, с американским снаряжением. Но французы.
— Ну что ж, одно другого стоит. Может быть, даже и хуже. Мы никогда не занимали Америку. А Францию мы заняли еще в 1940 году.
— На вид они очень легкомысленны. Сидят на площади, свистят женщинам. Пьют. Все офицеры засели в кафе.
— А что наши?
— Наши ребята сдают им винтовки и отходят. Это словно какая-то церемония, как смена караула. Все очень весело. Нигде не стреляют. Винтовки даже не заряжены.
— Расскажи мне о том, за чем я тебя посылал. Сколько их? Какие меры безопасности? Как они следят за передвижением гражданских лиц? Установили ли пост на границе? Узнала ли ты что-нибудь про список?
— Список?
— Да. Список преступников. Есть ли в нем я?
— Я ничего не знаю ни про какой список. Не видела ничего похожего. Их не так уж и много. Они вывесили приказ. Правила. Все оставшиеся немецкие солдаты и военный персонал завтра к полудню должны явиться на Мюнстерплац. Всякая партийная форма, плакаты, флаги, штандарты, награды, ножи — все, где изображена свастика, — должны быть принесены туда и свалены в кучу. Они это называют денацификацией, но на самом деле просто хотят набрать сувениров.
