— Нам здорово повезло, — сказал Литс — Если бы Шмуль не сумел растормошить этого старика, и если бы он не записал то, что узнал, и если бы я не взял его за…
— Нам все время везет. Однако мы так и не приблизились к разгадке. Мне, например, это уже наскучило.
Литс не сдавался.
— Ну вот, — воскликнул он, — в разделе «Строительство и снабжение» приказ на оборудование специальной площадки. Шестнадцатого ноября сорок четвертого года приказано саперному батальону подготовить площадку для экспериментальных целей. В Шварцвальде. Кодовое название «Нибелунги». Под присмотром WVHA. И список материалов, требуемого оборудования.
— А здесь специальный приказ на транспортировку. Перевести сюда некое устройство из Куммерсдорфа, опытного производства, относящегося к WaPruf 2 и расположенного около Берлина. Здесь же специальные инструкции об особо осторожном обращении с хрупким оборудованием. Все это датировано четвертым январем, как раз самое начало.
— Мы действительно докопались до них, — бормотал Литс. — Черт подери! Это нас определенно на что-то выведет.
Пальцы Литса сновали среди чертежей и папок с документами. Он работал быстро, но внимательно, не останавливаясь на завтрак или обед. В своих розысках он засиживался до поздней ночи, пробиваясь сквозь лабиринт бумаг Третьего рейха. Но вот настал момент, когда на разложенные документы, которые он изучал в тот момент, упала тень и раздался робкий голос, полный самообвинения и униженности:
— Э-э, сэр, капитан Литс. Сэр?
Литс взглянул сквозь облако табачного дыма.
— Вот это да! Он вернулся! — присвистнул Аутвейт. Перед ними стоял смущенный Роджер.
И на этот раз Роджер действительно оказал помощь. Он не разговаривал о Париже и ничего не объяснял: он не был всецело поглощен своим матчем или самим собой. Он даже старательно трудился примерно сутки, пока они продолжали охоту за документами. И надо отдать должное, сумел кое-что накопать: данные на испытание в аэродинамической трубе объектов, полученные по запросу «Нибелунгов» из научно-исследовательского центра военно-воздушных сил в Брауншвейге, и список отметок, которые получили прошедшие курс противотанковой подготовки военнослужащие, включавший в себя 103 имени, объединенные понятиями «Нибелунги» и «Мертвая голова».
Но все равно оставалось просмотреть груды и груды материалов. Разочарование Литса приняло форму головной боли, и к концу этого дня она только усилилась. В какой-то момент, когда было уже довольно поздно, он оглядел архив, и увиденное не принесло ему никакого удовольствия: служащие закончили свой день и разошлись по домам, а повсюду виднелись горы бумаг и папок с немецкими документами. Это напомнило Литсу кабинет в Лондоне, где несколько месяцев назад все это началось. И такое подобие привело его к единственному заключению: они ни на шаг не продвинулись вперед, не добились никакого настоящего успеха.
Его раздражение было усилено новостью, которую принес Роджер: война наконец-то подошла к концу. Она определенно вступила в свою последнюю фазу, и от этого Литсу становилось еще хуже. Он считал, что удар Реппа каким-то образом связан с концом войны, является частью процесса гибели Третьего рейха. А сейчас, говорят, русские уже в Берлине — Берлине! — и немецкие войска сдаются на севере, в Голландии, Северной Германии и Дании. Тем временем стремительные машины Паттона донесли его до самой Чехословакии — до Пльзеня, по последним сводкам.
Все так хорошо справляются со своим делом, и только он топчется на месте.
Он отбросил в сторону листок, который держал в руках, очередную ерундовую расписку в получении материалов с упоминанием «Нибелунгов». Чудовищная масса расписок! Черт возьми, Рейх должен был окончить свое существование еще в 1943 году, когда тонны порожденных им бумаг заклинили колесики его государственного аппарата. Немцы могли бы сбрасывать бумажные бомбы, которые благодаря своему весу убивали бы так же эффективно, как фугасные. Все записывалось в трех экземплярах, и чем больше накапливалось документов, тем труднее стало найти что-нибудь конкретное.
— Проклятье, так мы ни к чему не придем! — пожаловался Литс.
