– Ну что ты, Аннев, конечно же есть, – возразила Маюн, направляясь в сторону Академии.
Аннев послушно шел следом: хотя слова девушки задели его за живое, он все равно не мог отвести от нее глаз.
– Ведь это метка Одара. Так он указывает нам на детей Кеоса. – Она вздернула подбородок и отбросила за плечо длинную прядь волос, в которых плясали солнечные блики. – Странно, что ты его защищаешь – не говоря уже о том, что дружишь с ним, – ну да ты, добрая душа, и не можешь по-другому. Однако не стоит быть таким беспечным, Аннев. Отец говорит, дети Кеоса лживы; они умело скрывают свою истинную сущность и пользуются чужой добротой. Меня беспокоит, что Шраон с тобой единственным делится подробностями жизни, которую вел до того, как приехать в Шаенбалу. Тебе не кажется, что это как-то странно?
– Ну…
Маюн смотрела на него, вопросительно подняв брови. Ей и правда хотелось услышать его мнение. Аннев кашлянул, прочищая горло:
– Он не очень много мне рассказывал. Я только знаю, что кузнечному делу он учился в Одарнее. И сражался с кеокумами на Куннарте.
Маюн наклонила голову к плечу и прищурилась:
– А с чего ты взял, что все это правда? – И продолжила почти шепотом: – На нем метка Одара. Что, если это он привел куннартских огров, которые сожрали даритских младенцев?
Аннев рассмеялся:
– Какие глупости! Он хороший человек, Маюн. Мы встречаемся с ним каждый Седьмой день.
– Да он же кузнец, Ани. – Она подошла так близко, что их плечи соприкоснулись.
Подождав несколько секунд, пока до него дойдет смысл ее слов, она продолжила:
– Как терранцы, понимаешь? А терранцы поклоняются Кеосу, причем все они как один – кузнецы!
Аннев растерянно поскреб в затылке. Может, рассказать ей то, что он слышал от Содара о терранцах? Наверное, лучше не стоит.
– Послушай, Шраон родился на севере. А терранцы живут в старых землях – далеко на востоке. И, кроме того, он ходит в часовню каждый Седьмой день, иногда даже на неделе заглядывает, чтобы помолиться вместе с Содаром. Шраон почитает Одара, Маюн, даже не сомневайся. Одара, а не Кеоса.
Маюн с безразличным видом пожала плечиком:
– Отец говорит, сыны Кеоса часто так делают, чтобы ввести в заблуждение добрых людей. А уж кому это знать, как не ему.
Аннев замедлил шаг. Он вдруг понял, что Маюн ему не переубедить. Она слушает лишь отца, старейшего Тосана, и верит всему, что он говорит, даже не пытаясь разобраться, правда это или нет. Вслед за первой пришла и вторая мысль, от которой все внутри перевернулось: как только Маюн узнает его тайну, она тут же его отвергнет.
Аннев остановился, решив, что сказать ему больше нечего.
– Мне пора готовиться к службе. – Он вежливо поклонился, взял руку Маюн и легонько коснулся ее губами. – Спасибо за перчатку. Свой подарок ты получишь в последнюю ночь Регалея.
Маюн закусила нижнюю губу, потом улыбнулась и отдернула ручку.
– Только бы отец не узнал, что мы дарим друг другу подарки. Он этого не любит. Ведь, согласно традиции, от обмена дарами ничего хорошего не жди. – Она прижала руку с сандалиями к груди. – Умеешь хранить секреты?
– Конечно.
Маюн подалась вперед, словно опасаясь, что ее могут подслушать.
– По-моему, он просто слишком старомоден, – прошептала она, и Аннев ощутил на щеке ее дыхание. – И кое к чему относится чересчур серьезно. – Она подмигнула. – Пока, Аннев.
– Пока… – Он помедлил, смакуя вкус ее имени. – Маюн.
Маюн прошла немного вперед, остановилась на площади и, оглянувшись через плечо, тихо произнесла:
– Было приятно остаться с тобой наедине там, в храме.
И, не давая ему возможности ответить, бросилась к каменной лестнице, ведущей в Академию, взлетела по ступеням и исчезла из вида.
Аннев вздохнул. Кожа его горела, в голове кружил хоровод мыслей.
«Она такая красивая… – подумал Аннев, глядя на ступени. – Но иногда…»
Иногда ее больно слушать, потому что она говорит точь-в-точь как Тосан. Но временами… ее слова подобны сладкому нектару. И за них ей можно простить все что угодно.
