- Играйте, играйте!.. - крикнул он ей.
Муза повиновалась ему и стала было играть, но Марфин недолго слушал ее и, усевшись на ближайший к фортепьяно стул, спросил:
- Где ваша мать и Людмила?
- Они уехали в Москву, - отвечала Муза, все еще остававшаяся под влиянием своего творчества.
Егор Егорыч, кажется, желал порасспросить еще, но, потерев себе лоб, передумал и сказал:
- А где Сусанна Николаевна?
Странное дело: Сусанну Егор Егорыч никогда не называл одним именем, как называл он Людмилу и Музу, а всегда с прибавлением отчества, точно желая тем выразить какое-то инстинктивное уважение к ней.
- Сусанна с тетей у обедни, - проговорила Муза, опять-таки более занятая своей музыкальной фантазией, чем вопросами Егора Егорыча.
Он заметил, наконец, это и снова предложил своей скороговоркой:
- Играйте, играйте!.. Мне очень приятно вас слушать.
Муза принялась было продолжать свою фантазию, но у нее стало выходить что-то очень нескладное: при посторонних лицах она решительно не могла спокойно творить. Впрочем, к общему удовольствию обоих собеседников, в это время вместе с теткой-монахиней возвратилась Сусанна. Войдя в залу и увидав Егора Егорыча, она удивилась и, по обыкновению, покраснела. Монахиня же, увидав мужчину, попятилась, как бы от черта какого, назад в переднюю, а потом и совсем ушла в свою комнату. Тетя эта была родная сестра адмиральши и своей стыдливостью и дикостью превосходила во сто раз Сусанну. Не выходя никуда, кроме церкви, она большую часть времени проводила в уединении и в совершенном бездействии, все что-то шепча сама с собой и только иногда принималась разбирать свой сундук с почти уже истлевшими светскими платьями и вдруг одевалась в самое нарядное из них, садилась перед небольшим зеркальцем, начинала улыбаться, разводила руками и тоже шептала. Вообще она давно походила на сумасшедшую, именно с того времени, как в двенадцатом году под Красным[23] убит был ее жених, после чего она начала тосковать, по временам даже заговариваться, и кончила тем, что поступила в монастырь, завещав в него свое состояние.
Егор Егорыч, как только появилась Сусанна, вскочив со стула и проговорив: "Ах, я очень рад вас видеть!" - подхватил ее, хоть и ловко, но почти насильно, под руку и увел с собой в гостиную.
Бедная Сусанна еще более покраснела, но последовала за ним и уселась на то место, которое занимала Юлия Матвеевна при последнем объяснении с Егором Егорычем; он тоже занял свое прежнее место.
- Вы давно сюда в город приехали? - начала Сусанна, чтобы что-нибудь сказать.
- Недавно!.. Сейчас только!.. Зачем и для чего ваша мать и Людмила уехали в Москву?.. - бормотал Егор Егорыч.
При этом у Сусанны вдруг глаза наполнились слезами.
- Сестра сделалась очень больна! - отвечала она.
- Чем? - спросил Егор Егорыч, потупляя лицо.
- Не знаю! - проговорила тихим, но совершенно искренним голосом Сусанна.
Тогда Егор Егорыч снова поднял голову и посмотрел на нее пристально.
Слезы у Сусанны уже текли по щекам.
- Но и вы больны!.. Вы страшно похудели и плачете! - воскликнул Егор Егорыч.
- Нет, это я так!.. - возразила Сусанна, стараясь смигнуть опять наполнившие ее глаза слезы. - Я только очень скучаю по мамаше и по сестре!.. Мы еще так надолго никогда не разлучались.
Егор Егорыч некоторое время размышлял.
- Но отчего же мать ваша не взяла вас и Музы с собой? - проговорил он затем.
- Мамаша говорила, что у нее денег нет, чтобы ехать всем нам! объяснила Сусанна.
- Это безжалостно и глупо с ее стороны было оставить вас!.. - совсем уж вспылил Егор Егорыч. - Если у ней не было денег, отчего она мне не написала о том?
Сусанна робко молчала.
- Тут то, да не то!.. Да!.. Не то тут! - произнес Егор Егорыч и затем, снова подумав немного, присовокупил:
- А где мой племянник Ченцов, - не знаете ли вы?
- Нет! - отвечала Сусанна, тоже, по-видимому, совершенно искренно.
Между тем звуки фортепьяно, на котором с возрастающей энергией принялась играть Муза, оставшись одна в зале и явно придя в норму своего творчества, громко раздавались по всему дому, что еще более наэлектризовывало Егора Егорыча и поддавало ему пару.
