Взяв в виде руководящего религиозно-политического идеала — идеал Святой Руси — русский народ выбрал один из самых трудно достижимых идеалов, этим, во многом, объясняется трагичность хода русской истории:
реализовать этот идеал трудно, а отказаться от него, русские, по складу своей души, оформленной Православием не могут.
«Светскости, отчужденной от Церкви не знала Москва. Обособленного от Церкви на Москве ничего не найдешь, как ни шарь по самым потаенным закоулкам. Если что и оказалось как бы вне Церкви, то не в смысле действительной вне-церковности, а в плане церковно-окрашенной борьбы.
Равнодушной к Церкви самобытности нельзя представить себе на фоне московской жизни». (Архим. Константин. «Империя Росс. и Св. Русь». Сб. «Прав. Русь» за 1958 г.).
Западничество Петра было бунтом против московского Православия.
«То была драма — не только личная Петра: общенациональная, Европеизация с неотвратимостью рока легла на Россию. Не внешний облик меняла она русской жизни. Она колебала основы внутреннего мира, упраздняя сплошную целостность церковного сознания, которую, как благодатное свойство русского народа, в его позднем, но одновременно-всеобщем принятии христианства распознал перед лицом соблазна европейских ересей, св. Иосиф Волоцкий. Петровская Реформа ни от кого не требовала неверности Православию, но она отменяла всеобщую связанность русских людей церковным сознанием». (Архим. Константин. «Роковая двуликость Имперской России». «Прав. путь», 1957 г.). «Трагедия Императорской России и заключалась в том, что утрачивала она, даже и оставаясь щитом Святой Руси — видеть ее истинную природу. Не отсюда ли разрыв традиций церковного искусства — буквально возникший с началом Петербургского периода? СВОЕЙ жизнью начинала жить Императорская Россия — СВОЕЙ продолжала жить Святая Русь». («Империя Россия и Святая Русь», стр. 19).
Русская душа, в лучших своих чертах, оформлена и отшлифована Православием. Целостный, гармонический склад русской души — дело Православия. Православие — первое и последнее духовное увлечение русского народа. Поэтому судьба русского народа слита с судьбами Православия и вытекающей из него религиозно-национальной идеей о Святой Руси. Цветет Православие и питает своими живительными соками русскую жизнь и русскую культуру — цветет и русская культура. Никнет Православие, вскоре никнет и вянет и русская жизнь. Н. Лосский в книге «Достоевский и его христианское миропонимание» пишет: «Русский человек может совершать великие подвиги во имя Абсолютного идеала, но он может и глубоко пасть, если утратит его». Между творческой силой русского и его поступками «не стоит, как ограничивающий и направляющий фактор, его эмпирический характер, не помогает устраивать жизнь легко в привычных формах, но зато и не стесняет свободы» (стр. 374). Безмерность, в которой так часто незаслуженно обвиняют русских не есть постоянная, неизменная черта русского национального характера. Она проявляется только тогда, когда русский, в силу каких-либо причин, утратит веру в Абсолютный идеал к которому тянется его душа, значительно более сложная и глубокая, чем душа европейца и американца. Только в этом случае русский человек нарушает меру и решает раз: «Нет ничего — тогда и не надо ничего».
Как обстояло дело с борьбой за возрождение идеи Третьего Рима в царствование Николая I?
Как, например, относился к задаче восстановления патриаршества самый выдающийся иерарх Николаевской эпохи Московский митр. Филарет?
Для Филарета, как указывает митр. Антоний даже «не возникал вопрос о неканоничности высшего церковного управления в России и, хотя он по своему авторитету среди других русских иерархов, несомненно был первым из них, являясь как бы русским Патриархом, но он никогда не поднимал вопроса о необходимости восстановления патриаршества в России и о неканоничности Святейшего Синода». (Еп. Никон. Жизнеоп. Блаж. Антония, т. II, стр. 114).
Не ставили перед Николаем I вопрос о необходимости восстановления духовной независимости Церкви и другие видные иерархи. Может быть и понимали необходимость восстановления, но вопрос этот не поднимали, не желая вступать в конфликт с Синодом, боясь пострадать за свои убеждения.
