Гоголь, так же как и Пушкин, как и славянофилы, считал, что Россия может спастись только повышением нравственного уровня всех слоев русского общества, путем большой христианизации русской жизни. В этом отношении Гоголь и славянофилы кардинально расходились во взглядах с идеологами западников придерживавшихся масонских взглядов, что главными препятствиями мешающими создать более современный строй в России являются — Православие и Самодержавие и что нравственный уровень русского общества сразу повысится, после уничтожения монархического строя и Православия.
Гоголь не верит, что люди могут спастись без веры в Бога, заменяя веру в Бога — верой в разум человека, как проповедовали это (то есть чисто масонские взгляды) Белинский и другие организаторы Ордена Р. И. «Без любви к Богу, — пишет Гоголь, — никому не спастись». (Письмо XIX).
Прежде чем получить право спасать других, — необходимо по мнению Гоголя, — сначала стать почище душой потом уже стараться, чтобы другие почище стали». (Письмо XXVI).
Гоголь уверен, что духовно односторонние партийные фанатики типа Герцена и Белинского не смогут быть апостолами любви по отношению к реальному, несовершенному, полному страстей и заблуждений современному им человеку. В письме XIV к гр. А. П. Толстому Гоголь пишет: «Друг мой, храни вас Бог от односторонности: с нее всюду человек произведет зло: в литературе, на службе, в семье, в свете, словом везде! Односторонний человек самоуверен; односторонний человек дерзок, односторонний человек всех вооружает против себя. Односторонний человек ни в чем не МОЖЕТ НАЙТИ СЕРЕДИНЫ. Односторонний человек не может быть истинным христианином: он может быть только ФАНАТИКОМ. Односторонность в мыслях показывает только то, что человек еще на дороге к христианству, но не достигнул его, потому что христианство дает уже многосторонность уму».
Цель жизни Гоголь видит в служении ближнему, в любви к ближнему, но не в той отвлеченной любви к человеку будущего, который вместе с другими членами Ордена Р. И. пылал В. Белинский. Гоголь призывал любить несовершенных людей своей эпохи. Надо полюбить несовершенных людей, греховных людей живущих сейчас, а не воображаемых, прекрасных людей будущего.
«Но как полюбить братьев? — восклицает Гоголь, — как полюбить людей? Душа хочет полюбить прекрасное, а бедные люди так несовершенны так мало в них прекрасного… (Письмо XIX). Человек девятнадцатого века отталкивает от себя брата». «Все человечество он готов обнять, а брата не обнимет».
«…На колени перед Богом, — призывает Гоголь, — и проси у Него гнева и любви. Гнева против того, что губит человека, любви — к бедной душе человека, которую губят со всех сторон и которую губит он сам». (Письмо XV).
Гоголь первый, после Петра I, поставил снова вопрос о том, что русская жизнь и русская культура должна строиться на идеалах Православия, потому что в идеях Православия «заключена возможность разрешения вопросов, которые ныне в такой остроте встали перед всем человечеством».
«…равновесие создается на некоторое историческое мгновение, — отмечает архимандрит Константин в статье «Роковая двуликость Императорской России», — для которого опять-таки лучшей иллюстрацией является Пушкин». С окончанием этого краткого равновесия раскрылась трагедия Императорской России, основы которой были заложены революцией Петра. «Мистическая пропасть разверзлась между живым еще, многовековые корни имеющим прошлым, и тем, в чем жило имперское будущее. Эту пропасть ощутил мистическими сторонами своего существа Гоголь, дав своим ощущениям выход, со выспренностью своего публицистического пера, в «Переписке с друзьями». Со всей силой жизненной правды явлена была эта безвыходность предсмертным сожжением второй части «мертвых. душ». Многозначительность этого движения души подучила свой подлинный смысл только в свете позднейших событий, нами переживаемых. То не личная была только драма, а переживание чуткой душой Гоголя — того разрыва между господствующими идеалами жизни и Церковной Истиной, который присущ Российской «имперской» действительности».
