Но вслед за ветром и пылью в ворота въехали всадники – множество вооруженных людей в черно-багровых одеждах и потертых доспехах. Цвета их плащей и камзолов выдавали вассальную принадлежность к семейству Бремеров – сюзеренов Теала. Вопреки традициям сегодня над воинами не развевались гордые флаги с гербами баронов, не играли трубы, а пажи понуро волочились вслед за солдатами, и вскоре стало понятно почему.
Следом за всадниками в город въехал катафалк – длинная карета, накрытая зловещей черной тканью и украшенная гербом Теала – серой городской стеной на закатно-багровом поле. В карете покоилось тело убитого три дня назад в Гортене барона Джона Теальского.
Сразу за каретой двигались два угрюмых всадника, от которых остальные участники процессии держались на почтительном расстоянии. Один из них был облачен в пурпурный камзол и вычурный шаперон, украшенный перьями, другой – в красную мантию заклинателя огня и темно-вишневый плащ, подол которого спускался на круп его коня. Ни гербов, ни каких-либо других символов своего положения братья Бремеры не надели, тем самым подчеркивая, что в данный миг они такие же скорбящие подданные, оплакивающие смерть своего брата, как и остальные жители Теала.
Едва катафалк въехал в город, как протяжно и заунывно запел рог, возвещая о свершившейся трагедии. Раздирающие душу звуки полились по улицам и переулкам, рынкам и площадям. То здесь, то там мелодию подхватывали многочисленные глашатаи, наполняя все кругом струящейся скорбью.
Жители покидали свои дома и спешили навстречу процессии, почтительно выстраиваясь вдоль главной городской улицы на пути к ратуше. Их головы склонялись в знак участия и скорби, было видно, что погибший барон пользовался среди подданных пусть не любовью, но, по крайней мере, уважением. Катафалк медленно двигался вдоль множества опечаленных людей, чьи глаза были полны растерянности и тревоги.
Вездесущие глашатаи тем временем громко объявляли горожанам о том, как наступила смерть их властителя, сэра Джона Бремера, барона Теальского. Помимо этого они поведали, что владыки Теала дарят своим подданным три выходных дня: жителям города предписывалось в течение всего траура не выходить на работу, оплакивая своего сюзерена. Говорилось также, что вечером на рыночной площади напротив городской ратуши будут накрыты поминальные столы. Присутствие на похоронах провозглашалось обязательным для всех, за исключением занятых на воинской службе.
Наконец глашатаи умолкли, и город внезапно погрузился в молчание. Ни единого слова не прозвучало среди почтительно склоненных людей. Даже любопытные кошки на крышах вдруг все притихли, не смея мяукнуть. Процессия двигалась в полной тишине. Лишь стук копыт и скрип колес черной кареты, да еще приглушенное дыхание тысяч горожан – вот и все, что осталось из всего множества звуков на заполненных людьми улицах Теала.
– Он убил моего брата! – громкий и сильный голос разрушил гнетущее молчание. Танкред Огненный Змей медленно чеканил слова, с каждым выдохом бросая их в окружающую толпу. – Король приказал своему псу убить моего брата! Сюзерен предал своего верного вассала! Для клятвопреступника нет иного наказания!.. Иного возмездия, кроме смерти!
Будто бы ожидая именно этих слов, толпа взревела. Особо ретивые провокаторы в мгновение ока разразились чудовищными лозунгами:
– Смерть! Смерть Гортену! Смерть Лоранам! Смерть Инстрельду!
Крики разносились повсюду, захваченная ненавистью толпа вторила им.
* * *
Бургомистр Штефан Фальк в растерянности перебирал бумаги на своем рабочем столе, не в силах поднять голову, чтобы посмотреть в глаза своему собеседнику.
Капитан королевской стражи Сезар де Вельмонт прервал молчание, решив начать разговор первым:
– Ваше превосходительство! Надеюсь, вы пригласили меня не для того, чтобы молчать...
Бургомистр Теала, грузный степенный человек преклонного возраста, обратил наконец-то на капитана затравленный взор. Слова давались градоначальнику с превеликим трудом, было видно, что он пытается взвешивать каждую фразу, но липкий страх не позволял ему говорить связно и размеренно.
