Лиа тепло улыбнулась карлику. Она переоделась в простое платье из синего шелка с высокой талией, подпоясанное розовой атласной лентой, – правда, его парижское происхождение было очевидно всем присутствующим на приеме дамам. На плечи накинула цветную шаль. Причесалась Лиа обыденно, будто для танцев, – завязала волосы на затылке толстым узлом, который украсила красная роза. Она выглядела уязвимой, непосредственной как ребенок и была восхитительна.
Лиа только собралась сказать Флабонико, что уже знакома с господином, как хозяин дома выпалил ей без передыху целую тираду:
– Перед вами не кто иной, как уважаемый сенатор и комиссар по морским делам Алессандро Лоредан. Разве, милая, не восхитительно, что он сумел прийти? О Боже мой, только посмотрите в ту сторону: там Вестрис флиртует с госпожой Гонзаго. Надо быть с ней поосторожней! Пойдемте, Лаура, предупредим его!
Флабонико стремглав отошел и тут же скрылся в толпе гостей. Значительно выше его ростом, Лаура, смеясь, поспешила за ним.
Как только Флабонико назвал его имя, Алессандро тут же увидел, что улыбка Лии исчезла.
– Прекрасно, – сказал он, – что нам удалось встретиться снова так скоро.
– Да, очень повезло, – лишенным искренности тоном повторила она. – Мне здесь… немного жарко…
– Позвольте проводить вас на балкон, – предложил он, подавая ей руку.
Она робко взяла ее, и они направились сквозь толпу к открытым французским от пола до потолка окнам на другой стороне гостиной. Они вышли на балкон и остановились у перил, наблюдая за игрой света фонарей и гондол на Большом канале. Он ощутил внезапно наступившую между ними неловкость.
– Возможно, я не должен был навязывать вам свое общество… Вы предпочитаете остаться одна?
– Если бы я хотела быть одна, то не пришла бы сюда, – сказала она с неожиданной холодностью в голосе. Изменение в ее настроении озадачило Лоредана.
– Если посмотреть налево, можно увидеть родовое владение Лореданов, – сказал он как бы между прочим. – Вон то варварское сборище фигур и скульптурных орнаментов, колонн всех размеров и стилей. Дело рук моего деда. Он полностью преобразил существовавшую тогда постройку – весьма элегантную в своей простоте. Полагаю, хотел добиться чего-то такого, что в большей степени отвечало его грандиозным устремлениям.
– Да. – Лиу мало интересовало величие Лореданов. Создавалось впечатление, что она заключила себя в стеклянный сосуд и, находясь внутри него, оставалась красива, но далека и недоступна.
– Я часто думаю о строителях, – заметил Алессандро, надеясь как-то расслабить ее напряженность. – Как ошибаются те, кто полагает, что, воздвигая помпезные сооружения, они обеспечат себе место в памяти потомков. Мы восхищаемся теми или иными постройками, но часто забываем имена их создателей. Так, пожалуй, и должно быть. Вечная жизнь скорее присуща искусству, а не художнику, не слуге.
– За исключением театра, – ответила Лиа. – От него не остается вообще ничего.
– Не уверен, – задумчиво произнес Алессандро. – Я помню, с каким воодушевлением отец рассказывал о великих артистах, которых ему довелось увидеть: о примадоннах Фаустине Бордони и Франческе Куэзони. О величайшем из всех певцов-кастратов – Фаринелли. Он любовно хранил память о них. Но других людей – дожей, сенаторов, которых он знал, отец упоминал редко, лучше всего помнил тех, кто доставлял ему при жизни радость. Я завидую вам, Габбиана.
– Мне? – Она скептически рассмеялась. – Почему влиятельный, вызывающий почтение господин завидует бедной танцовщице, которая едва умеет читать и писать? Вы поражаете меня, синьор Лоредан. Вас уважают, даже боятся.
– Но не любят так, как любят вас. Люди ненавидят тех, кто ими управляет, ненавидят всех, кто внушает страх. Они хотят, чтобы их оставили в покое, позволили жить, любить, избавили от любого вмешательства со стороны подобных нам. Те из нас, кто работает на правительство, не ожидают благодарности за то, что делают, и поэтому никогда не разочаровываются. Когда мы умираем, люди печалятся, но только потому, что боятся – на смену могут прийти правители и похуже.
Они стояли молча, наблюдая за скользящей под балконом гондолой. В ней сидели, обнявшись, двое влюбленных. Гондольер пел веселую песню.
