На самом деле в душе ее все так и вскипало жаром, когда она представляла Кузминского в постели с Зинаидой. Лиза плохо представляла некоторые подробности, но жизнь на природе позволила ей с раннего возраста узнать все о зачатии потомства животными.
* * *
Семейство генерала Офросимова тоже пригласили на обед к Донским, и Николя, увидев Натали, так и засветился от счастья. Письмо, которое он все же сумел дописать, лежало у него во внутреннем кармане, и Николя постоянно думал о том, как бы его передать. Следовало попросить Лизу, ей удалось бы сделать это, не вызвав никаких подозрений, но вовремя он не догадался, а теперь их с сестрой посадили на разные концы стола, сверкавшего хрусталем и столовым серебром.
— Вы еще дома успеете надоесть друг другу, — с улыбкой заметила Мария Николаевна. — Так что, голубчик мой, я заберу у тебя сестру на время. И вообще, тебе пора привыкать обходиться без ее общества. Хотя близнецам это трудновато…
Но Николя ничуть не переживал оттого, что у него забрали Лизу, потому что усадили его как раз напротив Наташи Офросимовой. Возблагодарив Господа за возможность любоваться ею весь обед, он для начала скоромно потупился. А когда поднял ресницы, то встретил лукавый Наташин взгляд. Она быстро отвела глаза и сделала вид, что разглядывает один из небольших изящных букетиков, которыми был украшен стол. Но сердце Николя уже радостно затрепетало: «Натали заметила меня!»
Ему даже не приходило в голову, насколько он хорош со своими правильными чертами и застенчивым румянцем, как женщине любого возраста хочется утонуть в серой глубине его глаз. Он думал только о том, как прекрасна эта девушка, рядом с которой меркнут не только настольные букеты, но и все цветы на свете. Лицо Натали так и сияло в светлой дымке кудрей, смотреть на него можно было бесконечно. А она, верно, и не догадывалась, как бархатна ее кожа, как нежно звучит низкий голос, как обворожительна ее улыбка.
Натали больше разговаривала с другими соседями, но юноша был даже рад, потому что мог наблюдать за ней, запоминая каждое движение глаз, рук, губ. Если бы она обратилась к нему, Николя, пожалуй, смутился и ляпнул бы какую-нибудь невообразимую глупость, и тогда долгожданная встреча была бы непоправимо испорчена.
Княгиня Донская между тем завела разговор о нашумевшей статье графа Толстого, который выступал против существующей системы образования.
— Подумайте только, — проговорила она с ироничной усмешкой, — граф утверждает, что университет готовит не таких людей, каких нужно человечеству, а каких нужно испорченному обществу. Я цитирую дословно.
— Оригинальное мнение! — отозвалась Аглая Васильевна.
Князь Петр Владимирович желчно заметил:
— Не так уж оригинальничает этот ваш граф, когда называет людей университетского образования больными либералами.
Княгиня Стукалова оповестила всех:
— Наш Николя собирается поступать в университет.
«Кто тебя за язык тянул?! — Николя метнул на тетушку гневный взгляд и опустил глаза. — Теперь этот отвратительный князь начнет смеяться надо мной!»
Но, будто почувствовав недовольство племянника, Аглая Владимировна сменила тему разговора и громко спросила, заставив Лизу вздрогнуть и прислушаться:
— А что, Петр Владимирович, театральная премьера, на которую вы спешили вчера? Понравилась ли вам постановка?
— Бездарна, как всегда, — отозвался князь равнодушно.
Лиза метнула в него ненавидящий взгляд.
— А тот актер, о котором говорит весь Петербург? — Вступила в разговор Лидия Сергеевна Офросимова. Как же его…
— Вы, верно, имеете в виду Алексея Кузминского? — внезапно оживившись, уточнил Донской. — Он действительно хорош! Не переигрывает, чем грешат многие его собратья. И, кажется, действительно понимает то, что играет. По-видимому, совсем не глуп. А красив так, что невольно возникает предположение, нет ли в нем благородной крови.
Изумленного Лизиного взгляда он не заметил. Графиня Донская неожиданно прервала сына:
— Внешняя смазливость, Петруша, еще не признак благородного происхождения.
Николя с тревогой посмотрел на сестру, взглядом умоляя Лизу удержаться и не бросаться на защиту Кузминского. И она поняла его, опустила голову, хотя нелегко было сдерживаться.