— Веденей, готовься к смерти! Больше не будешь людей калечить!
Успел Веденей рассмеяться, не веря в кончину свою, перед тем, как сорвалась с тетивы меткая, губительная для него стрела. Прошелестела оперением, вонзилась чародею прямо в горло, и захрипел он, падая на землю. И с каждым мгновением, как будто истаивая под лучами солнца, корчилось тело колдуна, превращаясь в нечто рыхлое, бесформенное, но живое. Подошла Путислава поближе и видит: от человека не осталось и следа, и лишь куча зловонного навоза, в котором кишат черви и жуки, возвышается на том месте, где упал Веденей.
И Велигор неотрывно смотрел на эту кучу, но не было отвращения и гадливости на лице его. Одну лишь жалость увидела Путислава, поэтому спросила:
— Чего жалеешь, милый? Сам видишь, не человек он был, а куча дерьма.
Но Велигор, гневно засверкав глазами, повернулся к Путиславе и по щеке наотмашь ее ударил, вскричав:
— Кого убила?! Учителя моего убила! Следом за ним сейчас пойдешь!
На поясе у девушки кинжал висел. Вырвал Велигор его из ножен, занес уж было над Путиславой, готовый пронзить ее, не мешкая ничуть, но задержался с ударом — смотрели на него глаза ее доверчиво. Одна лишь нежность светилась в них, и опустилась рука с кинжалом.
— Что ж, убивай, — тихо сказала Путислава. — А все равно моим любимым будешь.
Велигор кинул кинжал на землю, сказал, отвернувшись:
— Убивать тебя не стану — другая забота есть. Но со мной ты больше не ходи. Не нужна ты мне, не люблю тебя, противна ты мне после убийства Веденея! Коня можешь себе оставить, кольчугу, лук. Не надобно мне теперь все это. Не оружием силен я, а тайным знанием. Кудруну я люблю, моею она будет, но сначала… — оскалил зубы в злой улыбке, — сначала от урода Владигора нужно избавить землю! Ведаю я еще, что в горах он где-то, неподалеку от меня, с Кудруной!
И рассмеялся, и смех его был страшен, и хрипло звучал его голос, и походил он почему-то на голос урода Владигора. Пыталась уговорить его Путислава, убедить, что не жизни лишать Владигора надо, а попытаться вернуть ему лицо былое. Но снова засмеялся Велигор и ответил:
— Соперникам не помогают, а убивают их! Добро ли я сделаю себе, вернув ему лицо? Нет, один только вред. Так неужто совсем я разума лишился? Нет, мудрый Веденей наставил меня на путь истинный! Теперь никогда я не сойду с него!
Сказав это, он прошел в пещеру, откуда вскоре вернулся в плаще из домотканого серого сукна, в такой же шапке. За плечами у него был мешок, а опирался он на суковатый посох. С Путиславой не прощаясь, быстро пошел он в сторону гор, царапавших вершинами своими свод голубого неба. А Путислава смотрела, как легко он перепрыгивает с камня на камень, и по щекам ее катились слезы жалости, но не к себе, а к нему.
Чем ближе становились горы, тем радостней и легче было на сердце у Владигора. Рядом с ним была Кудруна, она ехала на коне, а он шел подле нее, держась за луку седла. Служанку княжна давно уже отослала в Ладор, потому что больше не нуждалась в ней: Владигор, супруг ее, служил своей жене и госпоже, которая теперь смотрела на него без всякого отвращения, привыкнув к его внешности. Кудруна не задумывалась, почему уродливая внешность супруга перестала вызывать у нее отвращение, но если бы она попробовала разобраться в своих чувствах, то поняла бы, что любит Владигора за страдания, в которые ввергло его внезапное превращение. Она видела, как мучается он от своего уродства, от того, что не принят сестрой, изгнан своим народом. Ей так хотелось сделать Владигора хоть чуточку счастливей! Если бы обстоятельства потребовали от нее ради полного счастья Владигора расстаться с жизнью, она бы ни минуты не колебалась.
А Владигор, приближаясь к Рифейским горам, и не вспоминал, что княжил в Синегорье. Народу, который когда-то называл его своим отцом, защитником, он оказался не нужен, — ну что же, теперь и Владигор не нуждался в отрекшемся от него народе. «Пусть Любава правит княжеством», — думал Владигор, и чем дальше уходил он с любимой своей женой от мест, где селились люди, тем свободнее чувствовал себя, потому что никто теперь не мог упрекнуть его в уродстве, заподозрить в зловредности, способности приносить беду.