А далеко на юге, за пустыней, чернокожие народы подняли восстание и свергли угнетателей-заргати; немногие выжившие сбились в шайки грабителей, трупоедов, дравшихся с шакалами из-за падали.
Как жители юга так быстро узнали о событиях в Дельте? Скорее всего, у кого-то из них было зеркало, как я предполагаю. Наверное, у них тоже был свой чародей. Меня это не волновало. Я не забивал себе голову подобными вопросами. Мне еще многое предстояло сделать, а как сказала мне Лекканут-На, времени у меня, действительно, практически не осталось.
С ней я почти подружился, во всяком случае, ее присутствие было мне приятно. Я даже позволял ей «пилить» меня.
— Вставай, Секенр. Ты выглядишь просто ужасно. Только посмотри на себя.
Зеркало парило где-то посредине лаборатории. Силой своей мысли я развернул его так, что мог видеть свое отражение, сидя на высоком табурете за столом.
— Неряха, — повторила Лекканут-На. — Знаешь, на свете есть и элегантные чародеи, многие из них даже считаются модниками, они утонченны и благородны, как драгоценные камни, медленно оттачивавшиеся в течение столетий. Они демонстрируют это во всем: в своей речи, одежде, занятиях, манерах, даже просто в том, как стоят или говорят, но ты, Секенр…
Я соскользнул с табурета. Зеркало приблизилось ко мне. Я смотрел на себя и видел, что волосы у меня безнадежно спутаны, щеки и подбородок перепачканы чернилами из-за глупейшей привычки чесаться грязными пальцами. Каким-то непостижим образом я всегда умудрялся вымазаться чернилами с головы до ног, хотя все мои страницы были безукоризненно чистыми, как и страницы любой другой книги.
Ворот рубашки, слишком большой по размеру, открывал всю грудь. Чернильные кляксы были и там. Я рассеянно вспомнил, что пролил пузырек с чернилами и, как последний дурак, вытер их со стола полой рубашки, чтобы не испачкать страницу, над которой работал.
Лекканут-На была права. Я был неряхой: смятые штаны, грязные коленки, босые загрубевшие ступни, почти такие же черные, как и руки.
Я пожал плечами.
— Ну и что, я занимался делом.
— Ты забыл поесть. Ты спишь только тогда, когда валишься с ног от усталости. Интересно, а ты помнишь о том, что…
— Раз я не ем, значит, мне этого не надо.
Если бы она могла контролировать мои руки, она бы меня отшлепала.
— От тебя почему-то даже воняет не слишком сильно. Мне кажется, это оттого, что ты весь иссох. К тому же покрылся слоем пыли. Я лежала в пыли сотни лет, Секенр. Мне это надоело.
Я позволил ей воспользоваться моими руками. Она стащила с меня рубашку. Пришлось признать: я действительно выглядел не лучшим образом — изможденный дикарь с темными кругами под глазами, худой настолько, что можно было сосчитать все ребра.
— Ужасно, — резюмировала она.
— Ладно уж, — ответил я, выдавив улыбку. — И что ты посоветуешь?
— Начни с ванны. Без сомнения, это — в первую очередь.
— Но Обряд Девяти Углов…
— …попросту убьет тебя, если ты прервешь его, например, упав в обморок от голода или недосыпа прямо посередине магической формулы. Тебе нельзя приступать к нему сейчас. Ты лишь теоретически изучил, как проводить его. Безопаснее пока остановиться на этом. Ручаюсь тебе в этом.
— А ведь именно ты говорила, что у меня не слишком много времени.
— Кроме того я говорила, что для чародеев время течет по-другому. Если ты проживешь не одно столетие, ты иногда можешь позволить себе поспать хотя бы несколько часов. Этим утром, Секенр, я разрешаю тебе повалять дурака.
— Что-что?
— Ванна. Это в первую очередь.
Я закрыл ставни, загородив доступ свету, и мылся в темноте в одиночестве с одной единственной лампой, мерцавшей у самой воды.
Я залез в теплую воду и залег на спину, позволив своему телу всплыть, но так расслабился, что заснул и ушел под воду, захлебнулся и долго сидел, кашляя и отплевываясь.
Затем с лампой в руке я прошел в соседнее помещение и прыгнул в бассейн, где вода оказалась такой ледяной, что я задохнулся, грубо прервав Лекканут-На, напевавшую какую-то неизвестную мне старинную песню.
Так я и сидел в темноте, стуча зубами от холода. Мне показалось, что послышался звук шагов, и я поднял взгляд.
