МИЛЬТИЦ
Восхитительно.
ФРИДРИХ
Да.
МИЛЬТИЦ
Ваша милость, всемилостивейший курфюрст! Святой отец шлет своему сыну во Христе сердечнейший привет.
ФРИДРИХ
А что еще?
МИЛЬТИЦ
Грамоту, согласно которой два ваших внебрачных сына освобождаются от поражения в правах, и тем самым могут быть беспрепятственно назначены на высшие церковные должности.
ФРИДРИХ
Принято.
МИЛЬТИЦ
Я подчеркиваю, самые высшие церковные должности.
ФРИДРИХ
Понимаю, принято.
МИЛЬТИЦ
Кроме того, вам выдаются новые привилегии на ваше знаменитое собрание реликвий. Те верующие, которые внесут соответствующие пожертвования, получат сокращение срока в геенне огненной — по сто лет за каждую реликвию.
ФРИДРИХ
Принято.
Спалатин подсчитывает в записной книжке.
МИЛЬТИЦ
Далее — Золотая Роза Добродетели. Святой отец пишет, — куда это я задевал письмо? — ах, вот. (Читает): «Любезный сын мой, священная Золотая Роза была освящена нами в четырнадцатый день поста: над нею было совершено папское благословение, помазание елеем и каждение. Ее передаст тебе наш любимейший сын Карл фон Мильтиц (это я) человек благородной крови и благородных помыслов (это все я). Сия роза есть символ драгоценнейшей крови Спасителя, пролитой во искупление наших грехов. А потому, любезный сын мой, пусть божественное благоговение проникнет в глубину души твоего высочества и да исполнишь ты все, что укажет тебе вышеназванный Карл фон Мильтиц». Вот залоговая квитанция. А сама Роза лежит у Фуггера.
Фридрих разочарованно отбрасывает квитанцию прочь.
Это высшая награда христианского мира.
ФРИДРИХ
Безусловно.
МИЛЬТИЦ
Ее вручение связано с новыми индульгенциями.
ФРИДРИХ
Прекрасно.
МИЛЬТИЦ
Она дается за добродетельный образ жизни.
ФРИДРИХ
То-то обрадуются мои незаконные сыновья.
МИЛЬТИЦ
Святой отец сожалеет о разногласиях, обнаружившихся в последнее врмя.
ФРИДРИХ
Я тоже. Но что поделаешь. Теология.
МИЛЬТИЦ
Вы совершенно правы. Мне бы хотелось побеседовать с вашим профессором. Можно это устроить?
ФРИДРИХ
Пожалуйста. Говорите, о чем хотите.
МИЛЬТИЦ
Нижайше благодарю за аудиенцию, ваша милость. (Уходит.)
ФРИДРИХ
Болван.
ШУТ (вручает Фридриху сухой цветок)
Вонючая Роза Помойки за третьего незаконного ребенка.
ФРИДРИХ
Исчезни. (Спалатину.) Вы подсчитали?
СПАЛАТИН
На каждую кость накидываются еще сто лет отпущения. При общем количестве реликвий восемнадцать тысяч девятьсот семьдесят это составит в целом один миллион девятьсот две тысячи двести два года и двести семьдесят дней.
ФРИДРИХ
Один миллион девятьсот две тысячи двести два года. Тысяча процентов чистой прибыли с тех пор, как у нас завелся этот Лютер. Вот видите, Спалатин, в крупные дела стоит крупно инвестировать. Постепенно все окупится.
Стол на авансцене слева
Лютер и Мильтиц сидят за пивными кружками. Оба выпили, хохочут.
МИЛЬТИЦ (целует Лютера в левую щеку, потом обходит его кругом и целует в правую щеку).
Я их спрашиваю, что они думают о римском престоле, а они говорят: «Откуда нам знать, какие там у вас в Риме столы — может, деревянные, а может, каменные».
Оба смеются, поднимают кружки, чокаются и пьют.
ЛЮТЕР
Я рад, что вы приехали, Мильтиц.
МИЛЬТИЦ
Ну, и задали вы хлопот курии, милый доктор. Лет сто уже такого дела не было. Наши отдали бы миллион, только бы замять эту историю. Миллион. Неплохие денежки, а?
ЛЮТЕР
Меня насильно вовлекли в этот спор. Я действовал только по принуждению. Сцепление обстоятельств. Но можете мне поверить, не по доброй воле заварил я эту кашу. Моей вины тут нет. Бог свидетель.
МИЛЬТИЦ
Папа изменил порядок выдачи индульгенций, милый доктор. Теперь все происходит в духе ваших тезисов. Так, как вы пожелали.
ЛЮТЕР
Проклятые тезисы. Не хотел я их распространять. Я собирался обсудить их в нашем университете. С коллегами. А потом выбросить. Но, черт возьми, они вдруг начали вылезать со всех сторон. А ведь я нарочно сформулировал их темно и загадочно — в такой форме, что мне непостижимо, как их понимают.
МИЛЬТИЦ
Я и сейчас еще их не понял.
ЛЮТЕР
Вот видите. Мне и самому многое было неясно. И вдруг — только и слышишь: Лютер да Лютер. А какой переполох среди всех этих знатных господ! Я ничего не понимаю. Мне самому странно, что именно мои тезисы вызвали такой шум. Другие тоже об этом писали. Никогда ничего не происходило. Я сам публиковал тезисы куда острее этих. Ничего не случалось. А эти вдруг понравились. При всем том — между нами — ничего в них хорошего нет.
