– Превосходно, босс! – с одобрением сказал Бастиан Миллз, сделал несколько шагов и остановился за спиной пилота. – Спасибо за классную посадку. Словно фарфор вез… Или богемское стекло… Та-ак, все то же самое, – добавил он уже другим тоном, глядя на показания наружных анализаторов. – Плюс десять и три. Обожаю стабильность!
Его напарник молча смотрел на дисплей, где, кроме наружной температуры, уже появились данные о составе забортного воздуха. Да, это был именно воздух, вполне земной воздух, та самая атмосферная аномалия, которая присутствовала здесь и во время работы Первой марсианской экспедиции. И теперь, спустя год, эта аномалия оставалась неизменной. Или же вновь появилась совсем недавно, когда «Арго-2» вышел на ареоцентрическую орбиту?..
В отличие от своих предшественников, Нарбутис и Миллз были к этому готовы. Размышлять о происхождении аномалии не входило в поставленную перед ними задачу – такими размышлениями (вполне, впрочем, безуспешными) занимались ученые. А Нарбутис и Миллз просто должны были принять этот факт к сведению, не более того. Факт относился к категории благоприятных, потому что позволял работать без шлемов и заплечных баллонов и чувствовать себя чуть ли не как дома, на той же базе. А фактом неблагоприятным могли стать сбои, а то и полное отсутствие радиосвязи с кораблем-маткой, как это было у первых «аргонавтов».
Однако, связь пока не прерывалась, и Людас Нарбутис, на правах руководителя группы, состовшей из двух человек, доложил командиру «Арго-2» о благополучном финише.
Астронавты, расположившись у самого «шмеля», заканчивали сборку экскаватора, нет-нет да и поглядывая по сторонам и на розоватое, все больше светлевшее, почти прозрачное небо: они еще не привыкли к Марсу, новые впечатления еще не отстоялись, и хотелось смотреть, смотреть и смотреть вокруг, любоваться красотами иного мира, отделенного от Земли черными космическими безднами. Да, пейзаж был знакомым – они не раз и не два видели «картинки», переданные в хьюстонский ЦУП с модуля Первой марсианской; но одно дело – рассматривать со стороны, на экране, и совсем другое – находиться внутри такой «картинки» и наблюдать все собственными глазами. Никакая, даже самая совершенная аппаратура не может заменить непосредственного восприятия. Но вволю наглядеться на Марс они могли себе позволить только после загрузки «шмеля» золотым нектаром…
В очередной раз подняв голову и бросив взгляд в сторону Марсианского Сфинкса, Бастиан Миллз издал настолько странный звук – какой-то гибрид вздоха и стона, – что Людас Нарбутис резко повернулся к нему.
– Что такое?
Нанотехнолог молча показал рукой, не выпуская из нее универсальный ключ.
– Господи… – севшим голосом выдохнул Нарбутис. Такая интонация, наверное, была у апостолов, узревших воскресшего Иисуса.
По ржавой равнине, освещенной немощным солнцем, брела к модулю, отчетливо выделяясь на фоне Сфинкса, далекая оранжевая фигура. Такая же оранжевая, как комбинезоны Нарбутиса и Миллза. Брела спотыкающейся деревянной походкой, подобно зомби – ожившим мертвецам из малобюджетных триллеров. Фигура представлялась столь же неправдоподобной, нереальной, как и появление зомби на улицах Нью-Йорка или Чикаго – не в кино, а в обычной повседневной жизни.
Кто знает, как реагировали бы оба астронавта на такое невероятное явление, если бы не были предупреждены о возможности чего-то подобного. Правда, возможность эта представлялась – не только им, но и остальным посвященным – совершенно иллюзорной, относившейся к области чистой фантастики. Но иллюзия обернулась реальностью, фантастическая книжка на деле оказалась телефонным справочником, содержавшим подлинные номера.
Не сговариваясь, инженер-пилот и нанотехнолог побросали инструменты и чуть ли не бегом устремились навстречу тому, кто каким-то невероятным образом умудрился целый земной год провести на Марсе, не умерев от голода и жажды. Утверждение о том, что течение времени внутри Марсианского Сфинкса существенно замедляется по сравнению с привычным, уже не казалось голословным. Эта гора была, действительно, не просто горой. Не мертвой горой…
