На этот раз двумя-тремя затяжками не обошлось. Докурив сигарету до самого фильтра, он тут же взялся за новую.
Поле для размышлений было почти необъятным, широк был и диапазон предположений – от вполне реалистических до совершенно фантастических. Незнакомец мог быть журналистом – и настоящим эльфом из параллельного мира. Телепатом – и космическим духом. Гипнотизером – и одним из таинственных «людей в черном». Он мог быть вообще порождением его, Стивена Лоу, сознания, галлюцинацией. Или пришедшим в себя выходцем из погибшей Атлантиды. Или призраком.
Почему этот Леголас так заинтересован в спасении пропавших астронавтов? Просто хочет помочь – или тут кроется что-то другое?
Обнаружив в своей руке уже третью подряд дымящуюся сигарету, Стивен Лоу решительно выбросил ее в приоткрытую дверцу. Развернулся на площадке и направил «тойоту» к несущимся в разные стороны автомобильным потокам.
Привиделся ли ему таинственный собеседник или нет, можно было выяснить довольно скоро, когда Маклайн выйдет на связь.
«Берег Красного Гора… Почему?..»
Лоу мчался по направлению к Космическому центру, и невольно спотыкался взглядом о каждый встреченный черный «додж»…
Она упорно проталкивалась сквозь густую вязкую темноту, и не знала, откуда, куда и зачем идет. Ее путь пролегал сквозь темноту, ее путь был темнотой, и темнота была ее путем. Она сама превратилась в часть темноты, но все-таки нечто у нее внутри продолжало стремиться к свету. Обрывки воспоминаний о прежней жизни не давали ей окончательно раствориться, перевоплотиться, навеки слиться с этим изначальным.мраком, предшествующим сотворению мира, мраком, который всегда таится рядом и ждет только удобного случая, чтобы вторгнуться, окутать, сдавить своими щупальцами, высосать до дна и растекаться все дальше и дальше, гася звезды, гася память, заливая все вокруг как вода, прорвавшая плотину…
«Мэгги…» – Это имя возникло, словно островок, словно огонек в ночи.
«Мэгги… Мою дочь зовут Мэгги…»
Мысли были вялыми, мысли появлялись летучими мышами и тут же исчезали, и она не успевала сосредоточиться ни на одной из них.
Где-то рядом – она чувствовала это вдруг проявившимся новым чувством – шли невидимые, еле слышно шуршали, уходили все дальше и дальше в никуда, вслед за жарким дуновением. Шуршали, шуршали – слабее, тише… А может быть, вовсе и не шуршали шаги, не шел никто – просто вздыхала непроглядная темнота, колыхалась, ворочалась неуклюже…
И вдруг, возникнув из ниоткуда, пополз вокруг слабый шепот, прерывистый, неуверенный. Кто-то шептал в темноте, задыхался в душной толще, звал кого-то… Безнадежно, отчаянно, словно боясь раствориться в черной безбрежности, затеряться, исчезнуть навсегда…
«Слушай… Слушай… Слышишь?.. Слышишь?..»
Тяжелые вздохи доносились со всех сторон, и ей стало страшно. Не прекращая идти вперед, она сдавленно крикнула в темноту:
– Перестаньте!
И, будто в ответ на ее просьбу, раздался где-то рядом негромкий звук, похожий на хлопок в ладоши, – и темнота перед ее лицом начала расползаться, сменяясь пятнами бледного света – света! – заставившего ее зажмуриться. Чья-то огромная тяжелая невидимая рука вдавила ее голову в плечи, толкнула вперед и вниз – и она упала, утонув лицом в скользком и упругом, непроницаемом, не дающем дышать. Сердце исступленно металось в грудной клетке, сознание тускнело, угасало, закатывалось за горизонт бытия, и наступала бесконечная вселенская ночь… Навсегда…
«Мэгги…» – с тоской подумала она и увидела себя стоящей на мосту. Внизу неспешно текла серая Теннесси, и сквозь толщу воды смотрели на нее недобрые глаза…
Кто-то тискал, мял ее грудь, кто-то прерывисто и горячо дышал ей в ухо, кто-то был в ней, двигался в ней, она ощущала в своем лоне все ускоряющиеся ритмичные толчки чужой напряженной плоти. Она открыла глаза – и увидела над собой знакомое лицо. Лицо Леопольда Каталински. Лоб его блестел от пота, глаза закатились. Каталински издал глубокое протяжное «а-а-а…» – и запрокинул голову, открывая поросшее черной щетиной горло.
– Фло… – прошептал он, придавив ее мокрой волосатой грудью. – Так надо, Фло…
