Никто не мешал им.
Тетка пропадала целыми днями на пляже, вознамерившись, должно быть, превратиться в негритянку, а Петруша исчез без следа. Во всяком случае. Лева его ни разу не встретил и очень жалел об этом. С каким удовольствием он набил бы ему морду. Потому что Ольга — это Лева только сейчас начал понимать — была не просто красавицей, а… ну, одним словом, совершенно необыкновенной женщиной.
«Я тебя люблю!!!» — написала она фломастером в блокноте и поставила целых три восклицательных знака. Вот к–как, оказывается, с–способна любить женщина.
И уже все было договорено между ними.
И уже сказано было самое трудное. Леве удалось объяснить Ольге, что нельзя быть такой легкомысленной, нельзя — он морщился, вспоминая рассказ тетки о деньгах, которые давал Ольге этот П–петруша, — ну ни в коем случае нельзя так, и Ольга согласно кивала ему, и из ее прекрасных глаз — синяки уже спали — текли прозрачные, чистые слезы.
И все было прекрасно, но как ни экономил Лева — отец выслал ему сто рублей телеграфом, — деньги стремительно таяли под тяжелым южным солнцем, и надо было возвращаться в Ленинград.
Да и отпуск кончался. Лева расставался с Ольгой всего на несколько недель. Они решили, что через месяц Лева приедет в Москву, чтобы договориться о свадьбе. Жить они будут в Ленинграде. У него там однокомнатная, но з–зато своя, отдельная квартира с телефоном, р–работа, родители, которые, конечно же, будут нежно любить Ольгу. Они прощались совсем ненадолго, но все равно, когда, наклонившись, Лева поцеловал Ольгу, ему вдруг стало страшно и он подумал, что не надо никуда уезжать, но тут же подавил эту нелепую и глупую мысль.
«В–все будет хорошо… Все будет п–прекрасно. Я люблю Ольгу. Ольга любит меня. Мы будем п–прекрасной семьей. У нас будут отличные дети. Вечером после работы будем слушать музыку. Или читать Чехова. Все будет п–прекрасно.»
Простившись, он прошел к морю. Солнце уже заходило. и пляж опустел. Только невдалеке от Левы сидела женщина с маленькой девочкой. Лева бездумно рассматривал белые пароходы, словно бы застывшие у горизонта.
— Мамочка! — спросила вдруг девочка. — А мы этот камушек возьмем с собой?
— Возьмем, доченька, возьмем… — не задумываясь, отвечала мать. Она тоже, как и Лева, смотрела на далекие белые пароходы.
— А эти ракушки?
— И ракушки возьмем…
— А море?
— Ну как же мы море с собой возьмем? — грустно улыбнулась женщина. — Оно же большое, доченька, ни в какой чемодан не поместится…
— Ну, мама… Ну хотя бы кусочек, а?
Лева встал. Вот он простился и с морем. Он, наверное. счастливее всех, кто отдыхает здесь. Он увозит с собой любовь. Немного п–пошло звучит, но как же скажешь иначе, если это на самом деле так.
Через несколько дней Лева отправил Ольге письмо из Ленинграда. Через день — другое. И так почти две недели подряд. Он писал письмо за письмом и улыбался, представляя, как будет она читать их у себя дома в Москве.
А потом — по его расчетам, с Ольги уже должны были снять гипс — позвонил ей. Ответил незнакомый женский голос. Лева звонил три дня подряд и наконец попал на Ольгу.
— 3–здравствуй! — облегченно вздохнув, сказал он. — Это я.
— Здравствуй, Лева… — ответила трубка,
— Это я… — несколько удивившись, повторил Лева. — К–как у тебя дела, Оля? В–все хорошо?
— Да… Все хорошо. Лева…
И снова пауза. Непонятная, томительная тишина в трубке.
— Оля! Я ничего не п–понимаю. Что с тобой? Ты п–получила мои письма?
— Я получила их… — чужой и далекий ответил голос. — Ты мне не пиши больше, ладно?
— Не п–писать?! Оля, что с тобой?!
— Я выхожу замуж…
— 3–замуж?.. З–за него?!
— За него. До свидания. Лева…
— Оля! — взмолился Лева. — Н–не вешай т–трубку! Он п–преследует тебя? Он уг–грожает т–тебе?
— Я его люблю. Лева…
— Любишь?!
Но там уже повесили трубку. В трубке остались одни гудки.
«С–спокойно… — приказал себе Лева. — Г–главное, с–спокойно… В–все н–наладится… С–спокойно…»
Он покрутил в руке телефонную трубку, потом, позабыв, что с ней надо делать, отложил в сторону.
— С–спокойно… — уже вслух повторил он.
Но не налаживалось размеренное дыхание, невозможно было расслабиться и успокоиться, вместо этого зазвучала откуда–то музыка, послышался плеск близкой воды, и сердце заколотилось непослушно и часто, как там, в ту ночь, у далекого синего, синего моря.
