Пока вновь прибывшие осваиваются, Мишка спускается из комфортабельной импортной кабины и, пожав руки всем товарищам по труду, присаживается покурить на древнюю прикроватную тумбочку коммунально-больничного типа. Тумбочка эта грохнулась с третьего этажа от очередного удара ковша, однако не рассыпалась в щепки, отдадим должное советскому некрасивому, но прочному изделию, а лишь отлетела немного в сторону и теперь лежит на боку, откинув перед собой узкую дверцу. Мишка сидит на этом скромном предмете меблировки, относящемся к середине прошлого века, курит сигарету и ни о чем не думает, глядя исключительно на покрытый мелкой розовой пылью асфальт между его рабочими кроссовками без шнурков, немало пожившими вплоть до полной потери цвета, формы и размера.
И вновь автор разрешит себе отвлечься, рискуя вниманием читателей. Собственно, им рискуешь в любом случае, будешь ли продолжать последовательное описание производственного процесса или обратишься к рассуждениям о бренности всего сущего и жестокости тех, кто идет следом, торопя нас и подталкивая. Так давайте же свернем ненадолго в сторону от магистрального повествования и погрузимся во внутренний мир героя. Мир этот для нас совершенно постижим, поскольку автором и придуман во всех подробностях, к тому же весьма невелик и несложен по устройству. В нем есть несколько главных составляющих: во-первых, мечта о постоянной столичной регистрации; во-вторых, план переселения из полулегального общежития в собственную комнату, которую можно купить благодаря жестоким самоограничениям в тратах, кроме как на макароны; в-третьих, непреодолимое желание создать семью с диспетчером Ниной, ради чего, собственно, нужны и регистрация, и комната, и вообще все, включая макароны для поддержания сил не в ущерб сбережениям. Все нужно исключительно ради Нины, диспетчера колонны, девушки примерно Мишкиных лет, ради ее крепкой небольшой фигуры и бледного лица, осеняемого скупой аккуратной прической из желтоватых по западнославянской природе волос. Мишка уже второй год очень ее любит, эту Нину, и она любит его, Мишку. Но взаимное чувство пока расцветает в коридоре общежития, переделанного из детского сада, в дальнем его темном конце, за штабелем маленьких стульчиков и столиков, однажды рухнувших среди ночи с неприятным шумом. Перспективы у таких отношений, согласитесь, недальние, поскольку многие любови и прежде погибали от жилищного неустройства, и сейчас каждую минуту погибают, и в конце концов плюнет желтоволосый диспетчер на все, да и выйдет за Руслана-бульдозериста!
У этого Руслана в Перове родная тетка, сильно пожилая и уже зарегистрировавшая его в своей однушке. Тетка даже почти готова и завещание оформить по всем правилам, только очереди у нотариуса большие. А сам Руслан согласен в любой момент на Нине официально жениться, хотя все, конечно, про Мишку знает. Но дело в том, что до Мишки, когда он еще и не поступил в ЗАО «Демонтажспецсносреконструкция», и даже в Москву еще не приехал, у Руслана с Ниной было, так что все может вернуться к прежнему, того гляди вернется.
Жизнь, господа, везде бушует, трагедии разыгрываются, и везде страсти жгут человека огнем, что в коттеджном поселке по самому что ни есть моднейшему шоссе, что в бывшем детском саду, переделанном под общежитие для иногородних рабочих, гаст, как говорится, арбайтеров.
Кстати, вот только теперь в рассказе однозначно определилось, что действие происходит в Москве. Вспомнил автор, наконец. Но, с другой стороны-то, а где оно еще может происходить? Где еще приезжие сносят коренные дома, чтобы построить новые, тоже для приезжих? Где еще все люди постепенно становятся местными, будучи — кто много лет назад, а кто и совсем недавно — гостями? И где еще сияет всем поровну огромное пустое небо города-страны, равнодушное и к вам, и к автору, и ко всем, уже поселившимся или только мечтающим поселиться под этим сиянием, особенно ярким весною, когда дуют везде зябкие ветра любви?..
А теперь ненадолго вернемся к месту демонтажных работ. Мишка докурил и, слегка наклонившись вперед, старательно давит бычок непобедимой кроссовкой. При этом взгляд его случайно падает в темные глубины тумбочки и обнаруживает там нечто еще более темное, неопределенной формы, едва видимое. Мишка засовывает руку вглубь и вытаскивает это нечто, не поддающееся простому определению.
