Безупречной советской разведке удалось не только установить, где и какие силы сосредоточили немцы, но и своевременно выяснить даты перехода в наступление, которые Гитлер переносил. Каждый раз Ставка немедленно предупреждала командование фронтов на Курской дуге об очередном сроке ожидавшегося вражеского удара. Эти предупреждения молниеносно спускались вниз - в цпабы армий, корпусов, дивизий, полков. Доходили до каждого взвода на передовой. Все - от генералов до солдат - настораживались Но опять ничего не происходило...
В штабе Воронежского фронта сложилось впечатление - Ставка не колеблется Воинственный И Ф Ватутин взволнованно внушал руководству Генштаба во второй половине июня.
- Проспим мы, упустим момент. Противник не наступает, скоро осень, и все наши планы сорвутся. Давайте бросим окапываться и начнем первыми. Сил для этого у нас достаточно.
Ватутин обратился к Сталину, который было заколебался. Объединив свои усилия с Василевским, Жуков убедил Сталина не торопиться. Что было не очень легко, почти на 100 дней затянулось предгрозовое затишье на советско-германском фронте - с момента, когда Жуков остановил Манштейна севернее Белгорода и до начала операции "Цитадель".
Нервы у всех наших командующих были напряжены до продела. 30 июня Жуков получает приказ. быть на орловском направлении для координации действий Центрального, Брянского и Западного фронтов. Уже была разработана операция "Кутузов" по отражению вражеского наступления, удар на Орел. На Воронежский фронт отправился Василевский. Там силами Воронежского и сопредельного Юго-Западного фронтов планировалась операция "Румянцев" вслед за оборонительной фазой сражения нанесги удар на белгородско-харьковском направлении.
Все звенья нашей разведки работали с точностью часового механизма - в ночь с 4 на 5 июля удалось установить, немецкое наступление начнется в 3 часа утра. Жуков тут же позвонил Сталину и доложил о принятом решении немедленно провести артиллерийскую контрподготовку. Верховный Главнокомандующий одобрил и просил информировать его почаще о происходившем. "Я почувствовал, - вспоминал Жуков, - что Верховный находится в напряженном состоянии Да и все мы, несмотря на то что удалось построить глубоко эшелонированную оборону и что в наших руках теперь находились мощные средства удара по немецким войскам, сильно волновались и были крайне возбуждены. Была глубокая ночь, но сон как рукой сняло".
В 2:20 утра там, где ожидались удары врага, зарокотала наша артиллерия. Впоследствии выяснилось, что на Центральном фронте оставалось всего 10 миг нут до начала вражеской артподготовки. С нашей стороны рев тысяч орудий, с той стороны огдельные выстрелы, которые скоро прекратились. Командир дивизии П. Гудзь записал: "Гул все нарастал. Запад выглядел мрачно. Сплошная сизо-черная туча пыли и дыма, пересекаемая молниями разрывов, зловещей стеной поднималась к небу Едва ли бессмертному Данте с ею изумительным воображением так рисовался ад в его "Божественной комедии". Подошел к одной батарее, расположенной в 100 метрах от НП. Люди объясняются жестами: голоса никто бы не услышал. Рты все открыты, иначе лопнут барабанные перепонки Мускулистые загорелые тела (гимнастерки и рубашки сняты) блестят от пота. Скорость стрельбы предельная".
Потерпев серьезный, урон, враг смог начать наступление против Центрального фронта с запозданием на 2,5 часа, против Воронежского на 3 часа. Фашисты пошли в атаку не только ослабленные, но терзаемые тяжкими предчувствиями. Ливень снарядов, обрушившихся на них, а наступали опытные солдаты, открыл глаза: русские знают, русские готовы! Жуков же повышал требовательность. На его взгляд, артиллерийская контрподготовка Должна дать больше, огонь нередко велся по площадям, а не по конкретным целям.
В борьбе с полчищами танков исход каждой схватки решался стойкостью и умением бойцов и командиров. Они оказались на высоте и сделали все. что было в человеческих силах, и даже больше. Об этом образно написал генерал И. М. Чистяков, командующий 6-й гвардейской (бывшей 21-й) армией, дравшейся на южном фасе Курского выступа: "На наиболее важных участках плотность танков доходила до 100 и более боевых машин на километр фронта. Сам танк занимает три метра в ширину, и, поэтому можно сказать, что да нас шла стена танков".
