Тухачевского, офицера хотя и строгого, но демократа по натуре, не шокировала вольность обращения к нему солдат. Он и раньше был с ними прост, относился уважительно и по-командирски заботливо, за что неизменно пользовался их любовью. Он «не гнушался знакомством с солдатами даже в те проклятые времена, когда офицеров и солдат разделяла глубочайшая пропасть», — писал о Тухачевском один из его сослуживцев по Семеновскому полку, в то время старший унтер-офицер, П. Д. Рябов >5>. Вот и теперь солдаты признали его «своим» и вскоре избрали командиром роты.
Новые порядки в армии Михаил Николаевич воспринял как неизбежное веяние революции. Но никогда не сомневался в том, что, какими бы ни были внешние формы отношений между начальником и подчиненным, они должны строиться на основе жесткой воинской дисциплины. Кадровый военный, он не представлял иных порядков в армии, так же как не мыслил государства без регулярной армии. Но пока он пе спешил высказывать свои мысли, больше прислушивался к полемике других — как офицеров, так и солдат, старался разобраться в том новом, неизведанном, что несла с собой революция.
Михаила Николаевича прежде всего мучил вопрос: что станет с армией? Ведь и сами большевики еще не представляли четко, какие по своему устройству вооруженные силы будут защищать рожденное революцией государство. А когда старая армия пошла на слом, каждый из офицеров задумывался и о том, что будет с ним. М. Н. Тухачевский, искренне принявший Октябрьскую революцию, готов был служить обновленной родине и защищать ее с оружием в руках. Однако уже в начале 1918 г. Семеновский полк расформировали, а его демобилизовали. Подпоручик старой армии М. Н. Тухачевский оказался по у дел.
Невеселым вернулся Михаил Николаевич к семье, во Вражское. Случилось пепредвидепное. Он оказался не-пужпым новой России. Так с горечью думали многие бывшие сослуживцы Тухачевского. Профессиональные военные, не знавшие другого дела, они оказались в растерянности. Некоторые, еще не сделавшие твердого выбора, невольно поглядывали на Доп и Кубань. Они знали, что там-то были иужпы. Там ожидала их привычная служба, давно усвоенные армейские порядки. Но у одпих пе хватало решимости, и они опускались на житейское дно. Другие решались и оказывались в белой армии вместе с убежденными врагами революции, в чем нередко потом раскаивались. Значительная часть бывших офицеров, особепно воепного времени, остались верными своему народу. Они старались войти в новую жизнь, найти достойное применение своим знаниям и опыту на новом поприще. Многие из них, как и Тухачевский, не теряли надежды вернуться со временем на военную службу и найти свое место в повой армии.
Михаил Николаевич решил заняться восстановлением подорванного в пемецком лагере здоровья и пришедшего в упадок семейного хозяйства. Мать и сестры жили во Вражском исключительно своим трудом. Новые хозяева земли — крестьяпе решением сходки оставили им дом, выделили приусадебный участок и все необходимое для хозяйственных работ.
С волнением следил Михаил Николаевич за военными событиями начавшейся в стране гражданской войны. Радовался, что первые вооруженные очаги контрреволюции были подавлены отрядами Красной гвардии, революционных солдат и матросов. Однако силам внутренней контрреволюции все большую помощь оказывали империалистические державы. Уже с поября 1917 г. они разрабатывали планы военной интервенции против первой в мире Советской Республики. Становилось очевидным, что сил Краспой гвардии, создапных для завоевания власти народа, недостаточно для защиты революции. И вот наконец в Пензу пришло известие о декрете Совета Народных Комиссаров Республики от 15 января 1918 г, о создании Рабоче-Крестьянской Красной Армии,
Радостное для Михаила Николаевича известие букг вально окрылило его. Смущало лишь одно: в армию, согласно установленному положению, принимались добровольцы только из «наиболее сознательных и организованных элементов трудящихся масс». Он к этим классам не принадлежал. И все же верил, что его военные знания и боевой опыт будут нужны новой армии. Не раздумывая долго, отправился в Москву. Остановился в Большом Афанасьевском переулке у старых знакомых — Кулябко.
