…Вдохновленные призывами большевиков, на рассвете 29 августа бойцы пошли в бой.
Умело используя лощину, рейдовая группа Троицкого отряда ворвалась в село Юрмаш.
Напряженно, тяжело проходило сражение на позициях у станции Иглино. Разведав местность, Иван Каширин приказал командиру Белорецкого полка Алексею Пирожникову атаковать станцию.
В бинокль Каширин видел, как первый батальон спустился с пригорка и двинулся к полотну железной дороги. Стояла какая‑то непонятная, мирная тишина. И, ободренные этим безмолвием, дружинники побежали к насыпи.
Тишину оборвали шесть пулеметов. Каширин видел, как смертельный кинжальный огонь разрезал батальон на три части. И сразу же из окопов выскочили белочехи и кинулись на дружинников. Шли уверенно, выдерживая равнение, вскинув поблескивающие на солнце винтовки. И, ошеломленные гибелью товарищей, потерей командиров, белоречане дрогнули и покатились назад к деревне Алаторке. И Каширин тревожно подумал о том, что эта толпа увлечет, потащит за собой резервный батальон.
Коммунист Алексей Пирожников не растерялся. Он поднял резервный батальон и повел навстречу белочехам. Все видели командира полка, слышали его суровый голос:
— Даешь Иглино! Бей гадов! Ура!
И русское «ура» загремело над равниной и остановило отступающих бойцов первого батальона. Круто повернув назад, они составили дополнительную цепь. Обстановка резко изменилась. Белочехи замедлили шаги. Остановились. И, увидев это, Иван Каширин крикнул связному:
— Пулей лети к Голунову! Передай—-пора!
Прошло несколько томительных минут, и сотни Годунова вылетели из рощи и ударили во фланг врага…
В 5 часов Иван Каширин послал донесение главкому, в котором сообщал, что Верхнеуральский отряд занял станцию Иглино и линию железной дороги у деревень Черенкова и Кирилловка. Противник оставил 80 убитых, 150 раненых и 70 пленных. Захвачено три пулемета, обозы, склады зерна и хлеба.
А в это время Блюхер с работниками главного штаба находился в поселке Михайловском и не предполагал, что совсем близко, в деревне Калтыманово, кипит ожесточенная схватка. Сюда, прикрываясь лесом, пробрался крупный отряд белых и неожиданно напал на заставу, состоявшую из полуроты 17–го Уральского полка. Отстреливаясь, горсточка уральцев стала отходить на поселок Михайловский. Прикрывать товарищей остался пулеметчик старый солдат–сибиряк Ефим Кручинин с номерным молоденьким Леонтием Шестаковым. Пулемет установили у овина. Кручинин решил хоть на несколько минут задержать наступающих. Позади — штаб главнокомандующего, все имущество армии, тысячи беженцев, больные и раненые. Один расчет: выиграть полчаса, а там, глядишь, подоспеют наши и отгонят белых. Ефим Кручинин сказал номерному:
— Я буду отбиваться, пока не изведу все патроны. А ты, Леонтий, если робеешь, ступай в Михайловский, пока еще можно.
— Что ты! Одного не оставлю. Буду помогать.
Длинной очередью Кручинин как бы перечеркнул выбежавшую на поляну цепь противника. Уцелевшие солдаты отпрянули в кусты И открыли частую пальбу по огневой позиции красных. Ефим Кручинин молчал. Ему хотелось выманить белогвардейцев из укрытия и снова встретить их метким огнем. Подбадривая себя руганью и прерывистым «ура», несколько солдат несмело выкатились на луг. Кручинин молчал. Но как только цепь стала густой и нахально смелой, сибиряк ровно повел тело пулемета слева направо и опрокинул атакующих.
Из фляжки напоил горячий кожух и еще раз загнал белогвардейцев в кустарник. Заряжающий передал последнюю ленту, предупредил:
— Снаряжать больше нечем. Может, к мертвым белякам сбегать, собрать…
— Срежут. Вот что, сынок, тикай! Помирать лучше одному. Лети к Томину, торопи наших.
Леонтий Шестаков припал к плечу наводчика, торопливо прошептал:
— Побежим вместе. По гумнам. За скирды, стога сена, только и видели.
— Сказал — сгинь! Я здесь старшой…
И, припадая к земле, Леонтий Шестаков побежал к гумнам.
Кручинин перешел на короткие очереди. Пулемет, не дожевав ленты, затих. Ефим Кручинин догадался — перекос патрона. Отдавать пулемет жалко. Придется попрощаться с «максимом» по примеру Евлампия Бачурина. А беляки кричат совсем рядом. Наводчик вытащил гранату–бутылку и метнулся к снопам соломы. Солдаты подскочили к огневой позиции. Ефим Кручинин снял кольцо и бросил гранату под пулемет. Последнее, что услышал, — грохот взрыва. В старого солдата стреляли, его кололи штыками, били прикладами. Он и мертвым был страшен, Ефим Кручинин.
