Отступая, противник цеплялся за ранее укрепленные позиции и упорно, озлобленно защищал их.
С порученцем Александром Поповым и ординарцем главком Блюхер выехал в Казакевичево — в штаб Забайкальской группы. Дорог не было. Двигались по следу, проложенному прошедшими утром забайкальцами. К вечеру лошади выбились из сил. Пришлось идти пешком. Вскоре Блюхер почувствовал боль в пояснице, но спутникам своим ничего не сказал. Тишина. Только иногда ахнет раздираемое морозом дерево. Следы свернули в замерзшую реку. Справа и слева застыли в безмолвии угрюмые сопки. Блюхер обрадовался, увидев вдалеке горящие костры. Попов спросил:
— Что это за рать? Свои или чужие?
— Не знаю, — сказал Блюхер. — Дернула меня нелегкая поехать в такую глушь. Пошли на огонь.
— Может быть, я пойду вперед? И узнаю, свои или чужие? Все‑таки опасно.
— Опасно и вам, и мне, и ему, — кивнул головой на ординарца Блюхер. — Пойдем вместе.
Услышали слова:
— Под Хабаровском придется постоять. Огромадный городище.
— Ни черта! Под Волочаевкой так пугнули, что покатятся до самых японцев. Вот попомните мое слово.
— Наши! — облегченно вздохнул Попов. — Согреемся и отдохнем.
Бойцы сидели на валежнике, протянув к костру ладони. Блюхер подошел, попросил:
— Разрешите погреться.
Услышал:
— Никак, главком. Подвиньтесь, ребята!
Костер был жаркий, снимал холод и усталость. Рыжебородый высокий боец поставил перед главкомом котелок, предложил:
— Испробуйте за компанию. Правда, мясцо особого сорта. Побили кадеты лошаденку. Вот мы ее и схарчили.
Блюхер кивнул на своих спутников:
— Давайте три ложки.
— И три котелка, — улыбнулся рыжебородый. — Ешьте на здоровье.
Суп был густой, горячий. Мясо жестковато, видно, конь скончался в пожилых летах.
Подкрепившись, Блюхер спросил:
— Скажите, товарищи, а до Казакевичево далеко?
— Близко. Час хода. Ночью взяли, а все еще горит.
— Пойдемте, товарищ Попов, — поднялся Блюхер. — Надо застать на месте штаб группы.
Снова заныла поясница. Шли долго. Почувствовав запах гари, Блюхер сказал проводнику–народоармейцу:
— Возвращайтесь к своим. Теперь‑то найдем.
В штабе Забайкальской группы Блюхер узнал подробности упорного боя за Казакевичево. Сказал угрюмо:
— Упустили белую рать. Придется еще долго сними возиться. Люди не вынесли напряжения. Считай, неделю не спали. Да и кормим скверно. Как только на ногах держатся.
На следующий день Блюхер выехал в Хабаровск, который был занят без боя 14 февраля. Допросив пленных офицеров, главком решил обратиться к войскам генерала Молчанова с предложением прекратить дальнейшее, явно безнадежное сопротивление.
На первое обращение, посланное накануне штурма Волочаевки, командующий белоповстанческой армией Молчанов не ответил. Может, теперь, после разгрома частей генерала Аргунова, командарм понял, что ему придется спасаться в так называемой нейтральной зоне, охраняемой японскими орудиями.
Блюхер писал долго, тщательно отбирая слова: «…Вы не ответили на мое первое письмо потому ли, что ваши руки разучились писать искренние русские слова без диктовки закулисных суфлеров, или потому, что вы еще верите в торжество приморской кривды над русской революционной правдой, меня это интересует мало.
…Какое число русских мучеников приказано вам бросить к подножию японского и другого иноземного капитала?
Сколько русских страдальческих костей необходимо, чтобы устроить мостовую для более удобного проезда интервентских автомобилей по русскому Дальнему Востоку?
Нет, генерал, мы этого не позволим. Мы, мужики, защищающие свое родное достояние, свою родную революционную русскую землю, впервые в течение столетий увидевшие свою истинно народную власть.
…Мы победим, ибо мы боремся за прогрессивные начала в истории, за новую в мире государственность, за право русского народа строить свою жизнь так, как подсказывают ему его пробужденные от векового оцепенения силы.
Вы погибнете, ибо вы продали шпагу для защиты чужеземных интересов кучке грубых и жадных коммерсантов, не имеющих ничего общего с историческими задачами национального возрождения.
Для того чтобы облегчить ваше положение, я предлагаю вам следующее: не допуская каких‑либо обид или оскорблений, я гарантирую полную неприкосновенность личности и свободное возвращение на Родину всем подчиненным вам войскам»